Дочь Сталина. Последнее интервью

На Москву осенью 1941 года сбрасывали листовки с Яшиными фотографиями - в гимнастерке, без ремня, без петлиц, худой и черный. Василий принес их домой, мы долго разглядывали, надеясь, что это фальшивка, - но нет, не узнать Яшу было невозможно. Спустя много лет возвращались домой люди, которые тоже побывали в плену, а освободившись из плена, попадали к нам в лагеря, в тайгу, на север. Многие слышали о том, что Яша был в плену, - немцы использовали этот факт в пропагандных целях. Но было известно, что он вел себя достойно, не поддаваясь ни на какие провокации, и соответственно испытывал жестокое обращение. Зимой 1943/44 года, уже после Сталинграда, отец вдруг сказал мне в одну из редких тогда наших встреч: «Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих. Стану я с ними торговаться! Нет, на войне - как на войне». Он волновался - это было видно по его раздраженному тону - и больше не стал говорить об этом ни слова, а сунул мне какой-то текст на английском языке, что-то из переписки с Рузвельтом, и сказал: «Ну-ка, переведи! Учила, учила английский язык, а можешь ли перевести?» Я перевела, он был удивлен и доволен, - и аудиенция была закончена, так как ему было уже некогда. Потом еще раз он сказал о Яше летом 1945 года, после победы. Мы долго не виделись до того. «Яшу расстреляли немцы. Я получил письмо от бельгийского офицера, принца, что ли, с соболезнованием, - он был очевидцем. Их всех освободили американцы.» Ему было тяжко, он не хотел долго задерживаться на этой теме. Валентина Васильевна Истомина (Валечка), бывшая в то время экономкой у отца, рассказывала мне позже, что такое же известие о Яшиной гибели услышал К. Е. Ворошилов на одном из фронтов в Германии, в самом конце войны. Он не знал, как сказать об этом отцу, и страдал сам - Яшу все знали и любили. Так услышали об этом из двух источников. Может быть, слишком поздно, когда Яша уже погиб, отец почувствовал к нему какое-то тепло и осознал несправедливость своего отношения к нему. Яша перенес почти четыре года плена, который, наверное, был для него ужаснее, чем для кого-либо другого . Он был тихим, молчаливым героем, чей подвиг был так же незаметен, честен и бескорыстен, как и вся его жизнь. Я видела недавно во французском журнале статью шотландского офицера, якобы очевидца гибели Яши. К статьям подобного рода надо относиться осторожно - на Западе слишком много всяких фальшивок о «частной жизни» моего отца и членов его семьи. Но в этой статье - похожи на правду две вещи: фото Яши, худого, изможденного, в солдатской шинели, безусловно, не подделка; и тот, приведенный автором факт, что отец тогда ответил отрицательно, на официальный вопрос корреспондентов о том, находится ли в плену его сын. Это значит, что он сделал вид, что не знает этого, - и тем самым, следовательно, бросил Яшу на произвол судьбы. Это весьма похоже на отца - отказываться от своих, забывать их, как будто бы их не было. Впрочем, мы предали точно так же всех своих пленных. Во всяком случае, жизнь Яши всегда была честной и порядочной. Он был скромен, ему претило всякое упоминание о том, чей он сын. Ион честно и последовательно избегал любых привилегий для своей персоны, да у него их никогда и не было. Была сделана попытка увековечить его как героя. Отец сам рассказывал мне, что Михаил Чиаурели, собираясь ставить марионеточную «эпопею» «Падение Берлина», советовался с отцом: у него был замысел дать там Яшу как героя войны. Великий спекулянт от искусства, Чиаурели почуял, какой мог бы выйти «сюжет» из этой трагической судьбы.

Но отец не согласился. Я думаю, он был прав. Чиаурели сделал бы из Яши такую же фальшивую куклу, как из всех остальных. Ему нужен был этот «сюжет» лишь для возвеличения отца, которым он так упоенно занимался в своем «искусстве». Слава богу, Яша не попал на экран в таком виде. Хотя отец вряд ли имел это в виду, отказывая М. Чиаурели, ему просто не хотелось выпячивать своих родственников, которых он, всех без исключения, считал не заслуживавшими памяти. А благодарной памяти Яша заслуживал; разве быть честным, порядочным человеком в наше время - не подвиг?.

15