Дочь царского крестника

В 1954-м о русских китайцах вспомнили в Московском кремле уже не ГУЛАГовской терминологией. Но и, что там говорить, не с болью в душе за соотечественников, которых усиленно выдавливал Китай со своей территории. Понадобились Кремлю рабочие руки претворять в горы зерна идею «целины». Тысячи и тысячи кавэжэдинцев (будто не знали они об арестах и лагерях, будто не опустел Харбин, Хайлар, Бухэду, Драгоценка, другие города и сёла Маньчжурии от русских мужчин осенью 1945-го) двинули в Советский Союз на не очень понятную «целину». Ехали на Родину, гимна которой большинство разу не слышало.

В Бухэду русская школа в последнее время располагалась в двухэтажном здании Железнодорожного посёлка. Из окон второго этажа открывался вид на рельсы со шпалами. Индустриально-транспортная картина не вызывала бурного восторга у школьников. Какая невидаль паровоз с вагонами, когда в сутки до сорока составов проходило в одну и другую сторону по станции. Тем не менее имелся среди банального однообразия поезд, появление коего всякий раз заставляло школьников шумно вскакивать с мест и припадать возбуждённо к окнам. Скорый «Москва–Пекин» приходил в Бухэду в начале двенадцатого дня. Вагоны один к одному… Харбинский пассажирский был тёмных, заурядно-блеклых тонов, этот ярко-зелёный с голубым. Раз в неделю на всех парах он красиво подлетал к станции, и всякий раз школьники восторженно вскакивали среди урока, с гвалтом бежали к окнам. Учителя не ругались, потакая из ряда вон выходящим вольностям – поезд шёл с Родины…

Не все в 1954–1956 годах поехали туда. Нашлось немало тех, кто не разделял мнение – «не нужно мне небо чужое, чужая земля не нужна». Как раз по нраву была чужая земля. Варин отец кричал, призывая к здравому смыслу.

– Уезжать от китаёз придётся всем, – бросал он, то вскакивая, то снова падая на стул, – но уезжать надо «за речку», а не в эти краснопузые нищие советы, не в эту тюрьму!

«За речку» означало в Австралию, США, Канаду, Бразилию…

– Ты мне не дочь, если уедешь! – заявил Варе.

– Я тебе давно уже не дочь!

Поговорили, что называется, на прощание.

Через много-много лет они встретятся в Австралии, но и там не согласится отец с Варей, её выбором. Страшно одинокий, на краю земной жизни будет всё также упрямиться, обижаться на дочь.

Геша-клоун

Картина, которую пережила в 1935-м мать Вари, повторялась один к одному с ней. Мужчины были категорически против отъезда. Уговаривал отец, уговаривал муж. Знакомый лавочник-китаец сказал русской женщине: «Мадама не уезжай в СеСеСеРа, там плёха-плёха, твая живи здеся». Она пришла в лавочку за чечевицей. Китаец отвесил товар, от денег отказался и заплакал. Заплакала и Варя.

Только свекровь взяла её сторону, начала себе оформлять документы в Союз. Её муж, Андрея отец, был арестован и отправлен в Советский Союз в 1945-м. Свекровь ничего не знала о нём, но вознамерилась во что бы то ни стало разыскать супруга. Была уверена – живой, а не прислал ни одной весточки, боясь навредить им.

Ни отец, ни мачеха не пришли провожать Варю. Только Андрей. Не проронил ни слова. Молча смотрел на дочь. Не попросил прощенья, не позвал: «Варя, останься! Куда ты с нашей малышкой? Куда?» С этими словами было бы легче уезжать. А может, скажи он так, махнула бы рукой и осталась…

Бухэду проезжали ночью. Уложила дочь и пошла в тамбур. Проводник-китаец несколько раз заглядывал, настойчиво просил вернуться в вагон. Не мог понять, зачем женщина всматривается во тьму? Может, сигнал ждёт? Не злой ли умысел на уме? Пока загружались углём и водой в Бухэду, слёзы текли и текли по Вариным щекам. Миша жил в Железнодорожном посёлке. Пять минут ходьбы до их дома. Всего пять, можно успеть… Поезд тронулся. Варя посмотрела в сторону сопки, где у подножия росла лиственница с надписью «Миша+Варя=Л»…

Свекровь с подъёмными, это были все их деньги – свекрови, Варины и внучки (малышке тоже полагалось) – на одной из советских станций отстала. Варя поняла – намеренно. Целину ни минуты поднимать не собиралась, в Советский Союз ехала с одной целью – найти мужа. Ничто другое не волновало её.

Варю направили в Казахстан, в совхоз с громким названием «Советский». Места плоские. Убогие. «Почитай на самый край света вас привезли, – скажет русский мужичок из местных, подвозя со станции, – здесь бабы на небо бельё вешают, больше некуда». Поселили Варю в конторе, в качестве целины назначили молочно-товарную ферму, должность – скотница. Не сразу Москва строилась, не сразу наловчилась коровьи лепёхи убирать. Осваивая ремесло, присмотрелась и, вспомнив опыт католического конвента, пустилась в бега – дезертировала с героической целины в ближайший город.