Тётушку Харитинью мы звали тётушка Ханочка. Отец помогал её семье после ареста Порфирия. Зажиточность не порождала в нём скопидомской страсти: набивай свои закрома, тащи всё под себя! Не скупился на поддержку нуждающихся станичников. Для меня он пример подобного бескорыстия. И я счастлив, что были у меня случаи, когда Бог надоумил поступить вот так же. В 1971 году в Омск перевели служить офицера-танкиста Олега, сына маминого родного брата Ивана Петровича Патрина. Я говорил выше, что у забайкальцев в семьях случалось двух сыновей называть одинаковыми именами. У моего деда Петра Павловича Патрина был младший брат Пётр Павлович. И у отца Олега – Ивана Петровича – младший брат полный его тёзка, тоже Иван Петрович. Как водится, домашние звали его «Малый», дабы отличать от старшего и на зов одного не срывались оба. Малого Ивана Патрина я упоминал ранее в связи с трагедией в Тыныхэ. Он был женат в Драгоценке на Варваре Павловне Баженовой, отца которой убили каратели в Тыныхэ, дядю задушили уздечкой, а брат Алёша лишился рассудка.
Олег окончил танковое училище в Казани, служил в группе войск в Германии, участвовал в августе 1968 года в событиях в Чехословакии. Едва не погиб. Чутьё ли спасло, или реакция боксёра выручила, а скорее – молитва матери хранила. Олег и двое солдат шли патрульной группой. «Время не ночное, сумерки, – описывал случай Олег, – но чехи рано спать ложатся. Улицы уже опустели. Как я его почувствовал?» Нападавший стоял в тени за деревом и как только патруль миновал его укрытие, сделал замах. «Я ничего не услышал, просто вдруг тревогой мысль: сзади опасность». Олег дёрнулся вперёд и в сторону, и страшный удар обрушился на плечо… Ломом целил народный мститель в голову… Фуражка навряд ли спасла бы офицера, не уклонись Олег… Отделался переломом ключицы… А чех, бросив ломик, пустился наутёк в проулок… Он прекрасно знал: советским стрелять строго запрещено…
Отлежавшись в госпитале, отдохнув в Гаграх, Олег попал в Германию, оттуда в 1972-м перевели в Омск, в часть, что в посёлке Светлый. Мы с Олегом с первой встречи в Омске душевно сблизились. Часто потом или он ко мне домой приезжал, или я к нему. С ним всегда праздник – солнечный был человек! Редкий рассказчик, немало повидал в жизни, юморист и пел под гитару. Мечтал: «Демобилизуюсь – никуда не поеду, обязательно здесь останусь». Нравился ему Омск, Иртыш: «Вот бы квартиру где-нибудь на берегу и рядом с тобой…» Перед глазами первая наша встреча в Омске. Я как узнал – Олег в Светлом, так в ближайший выходной отправился в гости. Без всякого предупреждения. По адресу нашёл дом, обычный двухэтажный деревянный. Жена открыла, Олег был в части. Позвонила ему. В окно вижу – летит. Шинель расстёгнута, полы по сторонам от быстрой ходьбы… Голову поднял, меня в окне увидел, кулаки радостно сжал, лицо светится: «Брат! Павлик!» Забегает, обнялись. Восемнадцать лет не виделись…
В 1973 году у Олега родился сын, на это радостное событие к Олегу приехали родители – Иван Петрович с Анной Фёдоровной, её в нашей родне звали Нюрой.
Иван Петрович в белогвардейцах не состоял по причине малолетства, родился в 1910-м, но в сорок пятом его не миновали частые сети СМЕРШа. Уже было трое детей: Николай, Григорий, Олег. С четвёртым тётя Нюра ходила. С этой оравой она в пятьдесят четвёртом не раздумывая поехала в Союз. Не побоялась полной неизвестности, одна с четырьмя детьми, и никаких сведений – жив муж или давно сгинул… В Китае никто ничего не знал об участи арестованных СМЕРШем. Тётя Нюра, как только объявили о возможности переезда, начала собираться – там ведь муж. Попала в Кемеровскую область. Чуть обустроилась, сделала запрос в Москву, оттуда ответ с адресом лагеря, где отбывал срок по 58-й статье муж. Тётя Нюра, кроме листочка, на котором кратко описала мужу десять лет вдовьей жизни, вложила в конверт фото детей. Пусть муж посмотрит и удостоверится – все их деточки в целости и сохранности, никого не потеряла. При оформлении документов для отъезда в Советский Союз требовалось фотография несовершеннолетних детей с родителями. Для идентификации на границе, что за дети едут при взрослых. Нет ли шпионского подвоха. Это фото отправила тётя Нюра мужу в лагерь.
Каторгу Иван Петрович отбывал, не дай Бог никому, в лагерях под Магаданом. На шахте. И вот однажды после ужина помбригадира выкрикнул: «Патрин, в оперчасть!» Дядя Ваня рассказывал: «Спрыгнул я с нар, фуфайку подхватил и голову ломаю: на кой понадобился куму? Прихожу, а тот начал о семейном положении расспрашивать». Зэк честно ответил, что семья-то как бы и есть, а как бы и непонятно. Ведь она будто на другой планете – за границей, в Китае. Дядя Ваня представления не имел о коренных изменениях в судьбах трёхреченцев, о движении «целинников», о массовой реэмиграции из Маньчжурии в Союз… Опер протягивает фото и письмо жены: «Вот твоя семья»… Зэк, отсидевший почти десять лет в краю, где по статистике из сотни заключённых выживали единицы, упал в обморок от вида жены и почти на десять лет повзрослевших детей.