Точно так же сверкнула в истории моего рода Драгоценка. Словно решено было напоследок проверить казаков на живучесть. У меня по отцу пять родных дядьёв и тётушка Соломонида, по маме два дяди и тётя Ханочка, меня Бог одарил пятью родными братьями, двумя родными сестрами, а двоюродных братьев и сестёр более сорока: тридцать один – по линии отца, двенадцать – по материнской… Но чем дальше история рода, тем чаще мощные ветви генеалогического древа превращаются в веточки… Век раскидал нас по всей России, кого-то и того дальше закинул – в Австралию, Германию. За границей их потомки в конце концов утратят русскость, растворятся в интернациональном котле… Как-то прочитал: за двадцатый век исламский мир вырос на 800 процентов, Китай – на 300, Индия – на 400. Россия могла за это время стать солнечной православной планетой, сильной, уравновешивающей остальной мир… Не суждено… Богу почему-то не угодно было отвести от России революцию… Сегодня самая напряжённая из линий, разделяющих демографические ситуации планеты, проходит по Амуру и Аргуни. С одной стороны перенаселённая глыба Китая, с другой – пустынные просторы Дальнего Востока, Забайкалья, Сибири…
Каждое утро встаю перед иконами, медным крестом, доставшимся от деда и отца, и среди других молитв обязательно повторю: «Спаси, Господи, и помилуй Россию нашу, власти и воинство ея, да тихое и безмолвное житие, поживем во всяком благочестии и чистоте». Помня и чтя завет отца, держу весь род Кокушиных, род Патриных в голове, молюсь за всех вместе и каждого в отдельности.
И вскипают слёзы на сердце: увеличивается список «о упокоении»…
ВЕЗУЧИЙ ИЗ ХАЙЛАРА
Повесть
Невеста неневестная
Мы сидим с Георгием Николаевич Филипповым за столом. Великий Пост. Но и великий праздник – Благовещение. На столе рыба, коньяк. Георгий Николаевич из людей, о которых говорят: сразу видна порода. Напоминает русского баса из Австралии – Александра Шахматова. Кстати – они земляки, певец тоже родился в Маньчжурии, потом их семья перебралась в Австралию. Шахматов лет на двадцать пять моложе Георгия Николаевича. Статью, разворотом плеч, посадкой головы, осанкой и, я бы сказал, сосредоточенностью тела, когда нет ничего лишнего, они схожи – будто из одного корня. Красивый, могучий старик сидел передо мной. И в молодости, об этом говорили его фотографии, он был красив аристократической красотой, в которой сочетались правильные черты лица, умный взгляд, достоинство. Он был из другой эпохи. Из той России, которая после революции семнадцатого продлилась в Маньчжурии на тридцать лет. Советский Союз переиначивал страну, культуру, традиции царской России, а в Маньчжурии русские жили прежним укладом.
В углу висела икона. Я, войдя в комнату, перекрестился на неё и сказал:
– «Умиление».
Георгий Николаевич поправил:
– Жена называет «Невеста Неневестная».
Есть и такое, а более полное – «Радуйся, Невеста Неневестная». Любимая икона святого преподобного Серафима Саровского. Дева Мария со скрещенными на груди руками. Она только что смиренно приняла весть от архангела Гаврииила, что через Неё придёт в мир Спаситель. Разглядывая образ, подумал: хороший знак. Мы в течение полугода договаривались о встрече с Георгием Николаевичем. Несколько раз получалось так, что в удобный для меня день он не мог, и наоборот. Жили в разных концах города. Наконец договорились встретиться на Благовещение, прихожу, а в доме икона праздника в красном углу.
Икона была старинной, в Маньчжурию привезена в конце XIX из России. Более полувека провела в Китае, и снова вернулась домой.
Голос у Георгия Николаевича густой, сочный. Когда я в самом начале беседы обратил внимание на это, Георгий Николаевич заулыбался, моя похвала пришлась ему по душе, произнёс:
– Будь мы сейчас в лесу, я бы по-настоящему продемонстрировал вам голос, сила ещё осталась. Не та, что была когда-то на лесоповале, но ещё есть порох в пороховницах!
Григорий Николаевич начал рассказывать о себе с того дня, как нагрянула в Хайлар на несколько часов война и его жизнь, и всех его родных, и всех русских, кто жил в Маньчжурии, круто переломилась.
Разведчик с крыльями