Дочь тумана и костей

Он умирал у нее на руках. Она погасила пламя и прижала его, обгоревшего, и всего ужасно израненного, к груди. Сердце Кишмиша, всегда колотившееся со скоростью колибри, билось все реже, и она склонилась над ним, повторяя: "О, нет, нет, нет, нет…" Его раздвоенный язык появлялся и исчезал из клюва, отчаянное карканье затихало вместе с сердцебиением." Нет, нет, нет. Кишмиш, нет…"

И потом он умер. Кару стояла там, на балконе, не выпуская его из рук. Она продолжала шептать "нет", пока не заговорила Сусанна.

— Кару? — Слабым голосом произнесла она.

Кару подняла глаза.

— Это…? — Дрожащей рукой Сусанна указала на бездыханную фигурку Кишмиша. Девушка выглядела озадаченной. — Это… Это похоже на…

Кару не стала объяснять ей. Она опять посмотрела на Кишмиша, пытаясь понять это внезапное вторжение смерти. Он прилетел сюда, охваченный огнем. Прилетел ко мне.

К его ноге было что-то привязано: плотный кусок бумаги с запиской от Бримстоуна, обгоревший и тут же пеплом рассыпавшийся в ее руках, и… что-то еще. Дрожащими пальцами она отвязала и положила предмет на ладонь. Сердце сжалось от страха, укоренившегося с детства. Ей запрещено было прикасаться к этому.

Птичья косточка с шеи Бримстоуна.

Кишмиш принес это ей. Сгорая, он принес это ей!

Где-то в городе завыли сирены, и это обстоятельство помогло ей связать все воедино. Огонь. Выжженные отпечатки ладоней. Портал.

Она бросилась внутрь, и принялась лихорадочно натягивать куртку и ботинки. Сусанна тут же оказалась рядом, спрашивая:

— В чем дело, Кару? Что случилось? Да что…?

Но Кару едва слышала ее.

Она выскочила за дверь и побежала вниз по ступеням, держа в руках Кишмиша, зажав косточку в ладони.

Сусанна следовала за ней до улицы Йозефова, до двери служебного входа, служившей пражским порталом Бримстоуна.

И сейчас она представляла собой сине-белый огненный ад, не поддающийся струям, бьющим из пожарных шлангов.

Кару не знала, что в этот момент по всему миру каждая дверь с черным отпечатком на ней была объята пламенем. Они не распространялись дальше, но и погасить их было невозможно. Огонь уничтожал двери и магию, защищавшую их. Теперь она исчезала, оставляя обгоревшие дыры в десятках домов. Пламя было настолько сильным, что железные двери плавились, а свидетели пожаров утверждали, что видели в бликах, исходящих от огня, силуэты крыльев.

Кару тоже увидела их, и поняла: путь в "Повсюду" был уничтожен, и она была брошена на произвол судьбы.

ГЛАВА 21

НАДЕЖДА ОБЛАДАЕТ ВОЛШЕБНОЙ СИЛОЙ

Жила-была девушка, воспитанная монстрами.

Ангелы сожгли двери, ведущие в мир этих чудовищ, и девушка осталась одна.

Однажды, когда Кару была еще совсем ребенком, она воспользовалась пригоршней скаппов, чтоб разгладить рисунок, на который нечаянно уселась Язри. Желание за желанием, один измятый участок за другим — и мучительно долгая процедура, сопровождавшаяся полной концентрацией и высовыванием кончика языка от неимоверного усердия, с успехом завершена.

— Вот, посмотри! — С гордостью произнесла она.

Бримстоун издал звук, какой, как ей представлялось, мог исходить от разочарованного медведя.

— Что не так? — Требовательным тоном спросила она, темноволосая, темноглазая и тоненькая, как веточка. — Это хороший рисунок. Его нужно было спасти.

И он действительно был хорошим. На нем она изобразила себя в образе химеры — с крыльями летучей мыши и хвостом лисы.

Исса захлопала в ладоши от восторга.

— О, ты бы чудно выглядела с лисьим хвостом. Бримстоун, а нельзя ей заиметь хвост, хоть на денечек?

Сама Кару больше предпочла бы крылья, но ни тому ни другому не суждено было сбыться. Торговец желаниями с таким видом, будто над ним издеваются, выдохнул усталое "нет".

Исса не стала упрашивать. Пожав плечами, она поцеловала Кару в лоб и поставила рисунок на видное место. Кару же заинтересовалась этой идеей и спросила:

— А почему нет? Для этого понадобится всего-навсего один лакнав.

— Всего-навсего? — Переспросил он. — Да что ты знаешь о настоящей цене желаний?

Она на одном дыхании перечислила:

— Скаппы, шинги, лакнавы, гавриэли, бруксизы!

Но, по-видимому, он не это имел ввиду. Новое медвежье разочарование, похожее на рычание в нос, и Бримстоун сказал:

— Желания не предназначены для баловства, малыш.

— Ладно. А для чего их используешь ты?

— Ни для чего, — ответил он. — Я не загадываю желаний.

— Как? — Удивленно воскликнула она. — Никогда? — Столько волшебства прямо перед его носом! — Но ты же можешь иметь все, что пожелаешь…

— Не все. Есть вещи, не подвластные желаниям.

— Например?

— Большинство вещей, которые действительно значимы.

— Но бруксиз…

— Бруксиз имеет свои ограничения, как любое другое желание.