Дочь творца стекла

— Всех годами учат чарам в инсулах, а я должна понять все за утро! — маски Лены и Муро аз окном насмехались над ней и ее попытками.

Амо и Маттио на земле закончили советоваться со стражами и побежали на восток. Они направлялись к другой стороне замка. Мило остался, но надолго ли, если не найдет ее? Ей стало не по себе. Строгие слова Феррера злили ее только сильнее.

— Многие в Семи и Тридцати провели жизни вне инсулы, без устали изучая и оттачивая навыки. Они тоже не были бы рады, что их чары куда слабее, чем то, что ты исполнила за два часа. Не перестарайся, — сказал он. — Думаю… — Басо склонился и опустил лицо на ладони, отвлекая старика от речи.

Его слова не утешили ее. Мило ходил туда-сюда по площади, порой останавливался под окном, с которым она безуспешно боролась. Риса прислонилась к нему головой. Не перестарайся! Она хотела отмахнуться от совета, но Феррер явно был прав. Чары с ложкой казались пустяком, словно она создала прямое совпадение между целью и тем, как хотела достичь ее. Пытаться открыть окно ради свежего воздуха ощущалось как обман. Ей не нужен был свежий воздух, и в этой роскошной комнате было даже холодно.

— Не хотела бы я себе такую ответственность! Я просто хочу, чтобы все вернулось на места, как было! — Риса почти смутилась от ярости, с которой говорила.

Тон Феррера был нежным:

— Милая, все мы в необычных обстоятельствах хотим вернуть обычную жизнь, — это было самое простое, что он сказал за день. — Мы всегда чего-то хотим. Это природа человека.

Но чего она хотела? Она посмотрела на окно. В чем она нуждалась? Позвать Мило, привлечь его внимание. Она могла больше не увидеть его, если не откроет окно и не позовет, пока он не ушел. Так годы назад ее мать позвала отца из окна.

Риса гладила холодную раму окна, ощущая гул энергии. Рассеянно водя ладонями по мраморному подоконнику, она снова заметила лицо Лены, улыбающееся ей с колонны сверху.

Это было так просто. Феррер был прав. Она перестаралась. Ее шею и лицо покалывало, она поняла, что хотела того же, чего хотела ее мать двадцать девять лет назад — открыть окно и позвать мальчика внизу. Улыбнуться ему, привлечь его внимание и удерживать это внимание до конца жизни.

Она потянула за ручки окна, энергия лилась по ее пальцам, створки открылись. Свежий воздух проник в комнату вместе со звуками площади. Риса склонилась, волосы упали на лицо.

— Мило! — закричала она. Она знала, что звала юношу, которого не хотела потерять. Ни сейчас, ни потом. — Мило!

Она испугалась, что он не услышал ее. Но она обрадовалась, когда он поймал ее взгляд. Его лицо просияло, эту улыбку она ценила эти четыре дня. Она с радостью улыбнулась в ответ.

Он поднес палец к губам, чтобы она не кричала снова, шепнул что-то сестре. Камилла посмотрела наверх, заметила Рису на четвертом, последнем, этаже замка. Мило быстро сообщил Тане и Рикарду о ее местоположении. Рикард хотел указать, но Мило опустил его руку.

Таня посмотрела вверх и подпрыгнула. Казалось, она просто обрадовалась ей, но когда девушка, прыгая и кружась, устремилась к статуе короля Орсино, Риса поняла, что Таня танцевала. Она отцепила барабан от пояса и стала стучать в него над головой, ее юбки развевались от быстрого ритма. Рикард пошел за ней, подвинул лютню, готовый играть на ней. Хоть она не слышала музыку из-за шума города, Риса видела, что люди стали хлопать в такт песне поэта.

Она расстроилась на миг. Будто ее предали. Она думала, что ее друзья пришли спасти ее. А они, как и после того, как она подула в рог Диветри впервые, пытались заработать монеты.

Она смотрела, как Мило следил за их прогрессом. Рикард и Таня добрались до тени статуи, которая стала длиннее из-за движения солнца, он махнул Камилле. А потом, хоть он пошел на запад к другой стене замка, Мило остановился и показал ладонь в ее сторону. Это было прощание? Нет, он говорил ей ждать. Терпение. Она знала, что он сказал бы ей. Она кивнула и смотрела, как брат и сестра направляются, танцуя и играя, к Королевскому каналу.

Она и не соображала, как обрадовалась их беззвучному общению, пока не прошла по комнате и села, улыбаясь. Хоть ее мутило после событий утра, она впервые за часы ощущала оптимизм. Возможно, казы переживут еще ночь.

— Ты исполнила три чуда за утро, — отметил Феррер, глядя на нее через двойные очки. — Сколько еще нам ждать.

— Это не чудо, — ей не нравилось это слово. — Просто… это нужно было сделать, — это было лучшим объяснением. — Казарро, когда вы творите свои чары, вы что-нибудь ощущаете? — Басо не убирал руки с лица, но слушал их разговор, хотя и молчал.

— Ощущаю? — повторил Феррер. — В записях, сохранившихся у Кассамаги, Аллирия писала об энергиях предметов, когда их используют, и она говорила, что их можно менять и… дитя мое, ты ощущаешь эти энергии? — Риса кивнула, и его плечи опустились, он вздохнул. — Я многое отдал бы, чтобы ощутить их! Аллирия писала, что энергии между связанными предметами, как Оливковая корона и рожки каз, могут тянуться на много миль.