Мои мысли оборвал звук пианино. Я резко обернулась. Инструмент стоял под таким углом, что я видела только его заднюю стенку, пианист был полностью от меня скрыт. Музыка была незнакома, просто ноты, гаммы и арпеджио. Я открыла рот, чтобы позвать Арчи, но что-то заставило помедлить. Я не могла припомнить, чтобы он упоминал, что играет на пианино. И хотя не было никаких причин, почему бы ему не уметь играть, это как-то не вязалось с ним. Я пошла на музыку, не желая говорить, но пока не готовясь бежать. Потом, когда до деревянной задней стенки оставалось несколько шагов, я начала различать в случайных нотах мелодию. Мелодию, которую хорошо знала. Очень хорошо. То были «Зеленые рукава». Ноги замерли. В кровь хлынул адреналин, ударил в кончики пальцев и заставил сердце колотиться за ребрами. Тут-то я и учуяла кислый сернистый запах, который впервые почувствовала в Бэткомском лесу столько жизней назад. Первой ясной мыслью был укор себе за то, что была такой легковерной. Неужели годы, когда я скрывалась от преследователя, так немногому меня научили? Неужели чутье ведьмы так измучено скорбью и страданиями войны, что я не смогла уловить присутствие опасного врага? Выходило, что да. Потому что я стояла всего в нескольких ярдах от того, кто хотел по меньшей мере меня уничтожить, а вероятнее – забрать мою душу. Бежать было некуда. Ничего не оставалось, кроме как встретиться с ним лицом к лицу. Я заставила себя пойти вперед и обогнуть пианино. Отвратительная мелодия продолжала играть, и я увидела пианиста: он сидел, склонив голову, поглощенный сосредоточенной игрой на клавишах. Когда я подошла, мужчина не торопясь выпрямился и с улыбкой повернулся ко мне. То была та же обходительная улыбка, которой он поприветствовал меня при первой нашей встрече в землянке.
– Дорогая моя, я начал думать, что ты не придешь, – сказал лейтенант Мейдстоун, продолжая играть, – мне нужно больше верить в силу истинной любви.
В его устах слово «любовь» прозвучало нелепо, жалко и гадко. Наконец, мелодия кончилась, и он развернулся на рояльной табуретке лицом ко мне. Прищурился.
– Ты побледнела и похудела, Бесс. Думаю, война тебе не на пользу. Что до меня, то я нахожу ее энергию… бодрящей.
Он встал, потянулся, раскинув руки, принимая темную силу, которая всегда витает там, где творится насилие.
В этот миг я ощутила болезненную тоску по Арчи, по его утешению и любви.
Ох, Арчи. Арчи. Арчи…
Я подняла подбородок, решив не показывать страх.
– Ты никогда не устанешь за мной гоняться, Гидеон? – спросила я. – Никогда не захочешь отпустить, избавить от своей одержимости?
– Одержимости, вот как? Ты так это видишь? Возможно, ты права. Я не собираюсь отдавать то, что принадлежит мне по праву. Что мне задолжали. Что ты обещала.
– Я ничего не обещала.
– Ты знала условия сделки, Бесс; не притворяйся, что нет. Я предложил тебе силу, и ты ее взяла. Это было твоим решением, помнишь?
– И за это решение я расплачиваюсь. Не проходит ни дня, чтобы я не пыталась все исправить, использовать свой дар во благо другим. Лечить. Прекращать страдания больных.
– Прошу, Бесс, допусти, что у меня чуть больше здравого разумения и я чуть лучше понимаю твою натуру. Ты можешь пытаться себя убедить, что ты не такая, как я, что ты – святая на службе угнетенных и нуждающихся. Я это и раньше слышал. Я тогда не поверил и не верю сейчас. Правда в том, что мы с тобой одинаковые.
– Нет!
– Да, совершенно одинаковые. Мы не хлипкие белые ведьмы, заботящиеся о травах и зельях. Мы бессмертные чародеи, Бесс; мы преодолели смерть темными искусствами. Та же сила, что поддерживает во мне жизнь, питает и тебя.
– Нет! Ошибаешься!
– Да! Ты это знаешь. Чувствуешь. И более того, дорогая моя, мучающаяся Бесс, ты этого хочешь. Так же, как когда-то хотела меня.
– Неправда!
Я решилась бежать, но лейтенант сотворил вихрь, который закружил меня, так что я не могла двинуться вперед. Когда наконец воронка отпустила, я рухнула на пол. Подняла глаза и увидела, что фигура Мейдстоуна начала размываться. Его черты, казалось, сперва исказились, а потом растаяли, и в них уже нельзя было узнать человека. Он превратился в пульсирующий, вращающийся сгусток света и энергии. Миазм этот горел рыжим и дымно-красным цветом. Потом я различила мелькание плоти, крови, костей – и вот передо мной стояло новое существо, полностью оформившееся, плотное и осязаемое, как обычный человек. Гидеон. Он не изменился с тех пор, как мы жили вместе, когда я была еще девочкой. Гидеон. Наделенный той же злой силой, той же завораживающей аурой, той же яркой внешностью, что когда-то отталкивала и притягивала меня. С трудом я поднялась на ноги.
– Я тебя не хочу! Никогда не хотела!
– Ты же знаешь, что это ложь. Или, может быть, ты забыла. Не помнишь, Бесс? Не помнишь, как томилось по мне твое тело? Как мечтала, чтобы я пришел к тебе ночью? Как лежала без сна в постели, желая, чтобы я к тебе прикоснулся? Не помнишь?
– Ты меня околдовал. Я была не в себе.