– Как жаль, – продолжал он, – что такую доверчивую душу провели. Невинность в наши мрачные времена так редко встречается. И мне не по нраву, когда с ней дурно обращаются.
Бесс взглянула на него, не зная, смеется он над ней или выказывает искреннюю заботу. По выражению его лица ничего было не понять. Девушка наконец отвязала повод и стала разворачивать лошадь.
– Что ты скажешь матери? – спросил Гидеон, не потрудившись уйти с дороги.
– Правду, что же еще.
– Разве она не отчитает тебя за глупость?
– А что мне, по-вашему, лгать, чтобы себя выгородить? Что я тогда получаюсь за дочь?
– Умная, возможно?
– Лучше быть глупой и честной, чем умной и лживой.
– Достойные слова, Бесс. Восхищен целостностью твоей натуры.
Он как-то так произносил ее имя, что это выбивало девушку из колеи.
– Я не нуждаюсь в вашем одобрении, сударь.
Теперь он по-настоящему улыбнулся, просто потому, что его забавляло, как Бесс ему противостоит. Широкая улыбка смягчила и преобразила острые черты его лица и темные глаза. От глаз разбежались морщинки, и в этот миг было легко поверить, что по природе своей человек этот наделен добрым и веселым нравом. Новый, милый и обворожительный Гидеон внушил ей еще большую тревогу, чем всегдашний. Она опустила глаза и попыталась пройти мимо него. Мужчина поднял руку, без слов веля остановиться.
– Я куплю у тебя сидр, Бесс, – сказал он.
Бесс почувствовала, как вспыхнувшая заново ярость придала ей сил, но напомнила себе, что Гидеон знает, к чему приводит ее злость. То, что он видел ее тайную сторону, что она несколько неразумно открылась перед ним, ее тревожило.
– Вы отойдете или мне тащить кобылу в обход, чтобы вас повеселить?
– К чему эта резкость? Я лишь любезно предложил купить сидра.
– Вы прекрасно знаете, что у меня его нет.
– В самом деле? Ты уверена?
Бесс нахмурилась, потом обернулась посмотреть на лошадь. Сумки были загружены. Она схватилась за них, не в силах понять, что происходит. Секунду назад они были пусты – она в этом уверена. А теперь бутыли вернулись на место, и каждая, судя по весу, была полна. Бесс вытащила пробку и понюхала горлышко. Сладкий фруктовый аромат, ударивший в ноздри, ни с чем нельзя было спутать. Девушка ощутила, как по спине бегут мурашки. Она медленно обернулась к Гидеону, который между делом гладил Шептунье уши.
– Что это за фокус? – спросила она, и ветер, трепавший плащ и заставлявший слезиться глаза, подхватил едва слышные слова.
Гидеон ответил, глядя на нее:
– Это не фокус, Бесс. Это просто волшебство. Ты ведь веришь в волшебство, так?
– Я верю в то, что такие разговоры – богохульство. Бывало, людей и за меньшее вешали.
– Это все потому, что ты – богобоязненная девушка, которую хорошо выучили тому, что полагается. После книг, что совала тебе мать, после сухих речей преподобного Бердока во что еще верить?
Он подошел поближе, заслонив девушку своим телом от ветра, так что между ними образовалось озерцо покоя посреди неистового угасавшего дня.
– Бесс, милая моя, в душе ты знаешь правду. Нас окружает волшебство. Оно в кипении облаков. В нечестивом ветре, который прямо сейчас лезет тебе под одежду, чтобы потрогать ледяными пальцами твое молодое тело. В сидре, который исчезает и возвращается.
Гидеон медленно поднял руку и легко коснулся пряди волос, выбившейся из-под капюшона девушка.
– И в тебе, Бесс, в тебе тоже есть волшебство.
– Не понимаю, что вы такое говорите.
– Думаю, понимаешь. Я знаю, что видел. Знаю, что ты сделала. Тебе знакомы эти слова? Должны бы быть. Ты мне их недавно сказала. Мы с тобой не такие уж разные. Хотел бы я, чтобы ты это поняла. Не притворяйся, что не задумывалась, почему пережила чуму, а остальные нет. Часто ли ты слышала, чтобы кто-то так сильно болел, был так охвачен гнусной хворью, – часто ты слышала, чтобы хоть к кому-нибудь возвращалось доброе здравие, м? На твоей прелестной розовой коже нет ни пятнышка…
– Мне повезло!
Бесс слышала, как дрожит ее голос.
– Повезло? Ты, возможно, думаешь, что Бог тебя пощадил? С чего бы ему это делать? Ты что, думаешь, что ты лучше других? Так?
– Я просто знаю, что матушка меня выходила.
– Так и есть. Так и есть…
Он кивнул и уронил руку.
– Должно быть, она нашла для тебя сильное снадобье. Мать сказала, как у нее это получилось? Ты ее спрашивала, какие травы она использовала?
Он так произнес «травы», что слово показалось нелепым.
Бесс не могла понять, о чем он. Похоже, мужчина хотел сказать, что мать прибегла к волшебству, чтобы спасти дочь. Но это же вздор. Мама не умела колдовать. Она не была ведьмой. И все же, казалось, Гидеону известно больше, чем Бесс, он словно что-то знал о том, что сделала ее мать. О том, как именно она это сделала.
Гидеон сунул руку в карман и вынул четыре монеты. Вложил их в руку Бесс.
– За сидр, – сказал он. – А теперь поспеши домой, темнеет.
Вымолвив эти слова, он коснулся края шляпы, склонив голову в сторону Бесс, потом обошел девушку и зашагал прочь. Она взглянула на монеты. Он дал хорошую цену.
– Но сидр… – крикнула она вслед. – Вы не забрали сидр.
Гидеон ответил, не обернувшись: