Дочь Вороньего Короля

К середине следующего дня они наконец добрались до крупной деревни, в которой по словам Клеменса должен был находиться герцог. Уже на подъездах отряд встретили гвардейцы, что лишь подтвердило слова юноши.

— Вот и отлично, — Таривас довольно потирал руки, — стало быть, сейчас увидимся с дядей.

— Придется немного подождать, ваше высочество, — отрапортовал седовласый капитан, встретивший путников, — его светлость изволят работать.

— Я догадываюсь. Долг и все такое, — кивнул принц, за что заработал неодобрительный взгляд кузена.

— Курт, проводишь нас к отцу? Мы подождем, — произнес Клеменс.

— Конечно, ваша светлость, следуйте за мной.

Сопровождающие остались в деревне, а капитан повел отряд прямиком к хлебным полям, простиравшимся, казалось, до самого горизонта. Над ними, как заметил Лариэс, уже начали сгущаться тучи.

Еще на подходе он увидел герцога, сопровождаемого всего двумя охранниками. Тот стоял, воздев руки к небу и не шевелился.

«Наверное, с него сейчас от напряжение пот льется ручьем», — подумал виконт, — «все-таки, долг хозяина земель — это тяжелая ноша».

Каждый стихиерожденный считался человеком, отмеченным Господом, и причин тому было много. Во-первых, все стихийные маги отличались безумной красотой, во-вторых, столь же поразительной разрушительной мощью. Но не только эти два факта превратили их в правителей королевств и империй…

Лариэс задрал голову вверх и посмотрел на небеса, по которым с неестественной скоростью перемещались грозовые тучи.

Маг, которому подчиняются стихии, может сделать жизнь своих подданных гораздо легче. Так, землерожденный в состоянии прогнать с полей вредителей, хладорожденный может смягчить тропическую жару, водорожденный способен справиться с паводком. Ну а ветророжденный…

Первые капли сперва медленно и неуверенно, затем все сильнее и сильнее начали падать вниз, и вскоре над полем разразился проливной дождь. Вода текла по лицу Лариэса, забиралась за шиворот, но, самое главное, она увлажняла сухую почву.

Да, маги воздуха вполне в состоянии пригнать пару дождевых туч туда, где те нужнее всего.

Дождь закончился столь же стремительно, как и начался, и спустя каких-то десять минут грозовые облака разлетелись во все стороны, подхваченные воздушными течениями, а спустя еще пять минут на небе засияло теплое летнее солнце.

Забота о земле, об урожаях, считалась главным долгом правителя. Правда, ни ее величество, ни его высочество не злоупотребляли этими своими обязанностями, и на памяти Лариэса, лишь несколько раз покидали столицу для борьбы с особо тяжелой засухой. Герцог же относился к долгу правителя куда серьезнее и непрерывно разъезжал по своим владениям, принося благословенный дождь, либо, наоборот, разгоняя тучи. В королевствах, управляемых стихиерожденными, всегда собирались невероятно высокие урожаи, и все это знали.

А герцог, меж тем, закончил свою работу, и, поддерживаемый с двух сторон под руки — магия такого уровня выпила из него все силы, — направился к деревне. Увидев, кто дожидается его, брат королевы стряхнул сопровождающих и, широко ухмыляясь предстал перед путниками.

— Племянник, я рад тебя видеть! — прогрохотал он, точно еще секунду назад и не шатался, будто пьяный, и заключил Тариваса в свои медвежьи объятья.

Лариэс, видя это, с трудом сдержал улыбку.

Сын и отец, с которыми телохранитель познакомился при подавлении восстания — герцог счел, что двенадцатилетнему Клеменсу пора узнать, что такое война, и взял его с собой, — отличались, как небо и земля, лишь глаза у них были одинаковыми. И оба они ни разу не походили ни на ее величество, ни на его высочество. В этом не было ничего удивительного — Кэлиста и Устин родились от разных женщин. Они происходили от двух любовниц короля, которым повезло забеременеть, отсюда и различия. Если Кэлиста была изящной шатенкой с точеными чертами лица и южным загаром, то Устин габаритами напоминал платяной шкаф. Кожа этого гиганта была близка к бледному цвету, а огромные голубые глаза, соломенного цвета длинные волосы и аккуратная бородка сразу же выдавали изрядную примесь северной крови. Клеменс же перенял от своей матери-аэтернки ярко выраженные черты этого народа: он был строен и невысок и, несмотря на начавший пробиваться на щеках юношеский пушок, выглядел скорее мальчиком, нежели мужчиной. Короткие темные волосы закручивались милыми колечками, а в пронзительно-огромных — отцовских — голубых глазах, должна была утонуть не одна придворная прелестница.