Голос Асадова неуловимо меняется, становится глубже, мягче. Как и во взгляде появляется надежда. Меня же отпускает тот холод, который, казалось бы, выстудил все внутри. Робко улыбаюсь. Сил нет ни на что. Даже просто стоять - ноги буквально подкашиваются. И я благодарна Дамиру, что он поддерживает меня, дает опору, не позволяя упасть. Глаза сами закрываются. Мне кажется, еще немного, и я усну прямо здесь, в душе.
Впервые за эти долгие мрачные дни я испытываю умиротворение. И дело даже не в сексуальном удовлетворении, тут все куда глубже. Полностью поддаюсь этому чувству, растворяясь в моменте.
Засыпая в надежных руках, я не подозреваю, что утро принесет новость, после которой многое изменится. Не только для меня.
27 Дамир
Я просыпаюсь первым. Эта ночь становится для меня новым отсчетом. Сложно объяснить, но внутри живет стойкое ощущение, что теперь все изменится. Что вчера мы перешагнули очень важную черту, и теперь Лера не сможет делать вид, что между нами ничего нет.
Стоит вспомнить ее реакцию, ее слова, взгляды, как внутри все отзывается.
Хочется подгрести поближе, занежить, заласкать ее тело, разбудить, чтобы снова взять - долго, мучительно медленно, так, чтобы прочувствовать каждую секунду.
Вчера мы оба были не просто на взводе - мы словно подошли к незримой черте, за которой можно потерять все. Но удержались. Вцепились друг в друга намертво.
В итоге я просто встаю, спускаюсь вниз, чтобы удержаться от соблазна и дать Лере банально отдохнуть. После вчерашнего стресса это важно. А остальное мы наверстаем и позже.
Словно почувствовав, звонит Рустам. Даже странно, что в такую рань.
- Не спишь?
- Очень своевременный вопрос, - ворчу в ответ. - Уже нет.
- Хорошо. Сейчас заеду.
И все. Короткие гудки. Но тон его голоса мне уже не нравится.
К тому моменту, как я выхожу на улицу, Сабуров уже ждет меня.
- Я же просил сказал, если решишь что-то делать, - начинает он с места в карьер.
- Ты о чем?
- А ты не понимаешь? - вижу, что друг на взводе, но никак не уловлю суть.
- Пока нет. Но ты же мне сейчас объяснишь, да?
Рус молчит, смотрит хмуро и чертыхается.
- То есть это не ты?
- Да что не я-то?!
- Басманова подорвал.
- Чего? - голос сипит так, будто я с бодуна встал. - Когда?
- Ночью. Сам вот только недавно узнал, сразу к тебе приехал.
- А это уже точно, что он?
- Точно, - кивает Рустам.
Пиздец начался денек. Стою прислушиваюсь к тому, что внутри, и понимаю, что, мать его, ни черта не чувствую. Ни облегчения, ни злорадства. Ничего.
Выходит, и правда получилось отпустить, оставить позади и перешагнуть. И пока я разбираюсь с внутренними мыслями, Сабуров уже дальше размышляет вслух:
- Ты же понимаешь, что сейчас это плохо?
- Плохо?
- Да, Дамир, плохо. Угадай, на кого он спихнул часть своего имущество и кто теперь получает красную мишень на спину?
Блядь. Я идиот.
- Херово, - цежу, соображая, как вырулить из этой задницы. - Какие у нас варианты?
- Пока весьма туманные. Их сделка с Лихачевым почти завершена. Учитывая обстоятельства, тормознется. Акции записаны на Леру. Дальше просчитаешь сам?
- Сколько у нас времени?
- Немного. Решать придется быстро, - раздраженно качает головой друг. - Сейчас снова начнется передел. Это может отвлечь ненадолго. Точнее, занять шакалов. Но итог будет один - за ней придут.
- Значит, нужно вывести Леру из-под удара.
- Уверен Лихачев уже пробивает ее. Оля, конечно, хорошо зашифровалась, но все равно - лишний раз не высовывайтесь. Особенно в ближайшие дни.
- Богдан вернулся? - Рус кивает. - И?
- И все не очень радужно.
- То есть Тагаев не станет разгребать дерьмо за Советом?
Судя по выражению лица Рустама, я попадаю в точку.
- Шикарно. Багрова тоже все еще нет?
- Нет. И Каганович тоже начинает сдавать. У Лихачева многое схвачено. Он давно точит зуб на Камиля. Собрал вокруг себя шакалов, так что неизвестно, кто кого.
Все это звучит очень и очень нехорошо.
- Ладно, поеду я. Будь на связи и не рыпайся сам никуда. Если что - сразу звони.
Мы прощаемся, возвращаюсь в дом и все кручу в голове. Как же так вышло, что Басманов, сукин сын, сыграл в ящик? Да еще и так глупо. Кто рискнул вот так в лоб? Тем более после смерти его первой дочери.
Утро безвозвратно испорчено. Настрой уже совершенно не тот, но я все равно готовлю кофе, сам не осознаю, что делаю две чашки.
Но оказывается что это очень вовремя - потому что Лера как раз спускается, неловко мнется на пороге кухни, застенчиво улыбаясь. На краткий миг я напрочь забываю про все сложности и проблемы. Глядя на нее - нежную, робкую, домашнюю, тут же вспоминаю, как мы жили в доме Вейхмана. И она была вот такой - чистой, наивной девочкой, которую хотелось укрыть от всего мира, защитить.
- Доброе утро, - тихо произносит она. И это лучшее, что я сегодня слышал.
- Доброе. Я тебе кофе сварил.
- Я так могу и привыкнуть, - смущается Лера, проходя к столу. - Ну, к завтракам.
- Привыкай, - согласно киваю и, поставив перед ней чашкой, легко целую в губы. На мгновение лишь торможу, чтобы понять ее настрой, уловить, не случилось ли каких-то перемен в ней.