Дочь времени. Дело о похищении Бетти Кейн

После этих слов Пигалица быстро выскользнула за дверь, мелькнув светлыми кудряшками и накрахмаленной юбкой.

Грант лег и некоторое время осматривал свою маленькую «тюрьму» почти с благодарностью. Ни один человек, стоявший на полюсе или на вершине Эвереста, не чувствовал, должно быть, того, что почувствовал он, стоя возле окна после нескольких недель абсолютной неподвижности. Так думал Грант.

Завтра он пойдет домой. К себе домой, под опеку миссис Тинкер. Правда, полдня ему все равно придется проводить в постели, но зато полдня он будет ходить, хоть с костылями и палками, но ходить, как все люди. И наконец-то он станет сам себе хозяином. Избавится от опеки ловкой малышки, по которой, несмотря на всю благодарность, скучать не будет.

Великолепно!

Он уже выплеснул свою радость на сержанта Уильямса, который, вернувшись из Эссекса, заглянул к нему, и теперь ждал Марту, чтобы еще раз похвастаться своим вновь обретенным человеческим видом.

– Как вы поработали с историческими книжками? – поинтересовался Уильямс.

– Лучше некуда. Доказал, что они всё врут.

Уильямс ухмыльнулся:

– Наверняка против таких, как вы, есть закон. Вы не забыли о пятом отделе? Припишут вам измену, или lese-majeste, то есть оскорбление монарха, или что-нибудь еще. Все может статься. На вашем месте я был бы осторожнее.

– Сколько буду жить, никогда больше не поверю ни одной исторической книжке, честное слово.

– Не зарекайтесь, – наставительно произнес Уильямс, всегда отличавшийся неколебимым здравомыслием. – Была королева Виктория, был Юлий Цезарь, покоривший Британию, был 1066 год.

– А вот насчет этой даты у меня появились большие сомнения, – сказал Грант. – Вы закончили дело в Эссексе? Кто был ваш подопечный?

– Законченный негодяй. Слишком с ним нянчились всю жизнь, даже после того как он начал лет в девять подворовывать у матери. Может быть, хорошая порка в двенадцать лет спасла бы ему жизнь, а теперь, что ж, миндаль не успеет зацвести, как его повесят. Кстати, весна в этом году будет ранняя. Я, как приехал, каждый вечер работаю в саду, темнеть стало позже. Скоро вы тоже глотнете свежего воздуха.

Потом он ушел, здоровый разумный человек, каким и должен быть тот, кого в детстве пороли ради его же блага, а Грант остался ждать следующего гостя из внешнего мира, куда он вот-вот должен был вернуться сам, и обрадовался, услышав знакомый осторожный стук в дверь.

– Входите, Брент! – весело откликнулся он.

И Брент вошел.

Но это был не тот Брент, которого он видел в последний раз.

Тот был само ликование. Освобожденная энергия.

Этот был обыкновенным худеньким мальчишкой в непомерно длинном и широком пальто, несчастным и совершенно растерянным.

Грант с тревогой смотрел, как он нетвердым шагом пересек комнату. Из кармана его пальто не высовывалась ни одна бумажка.

«Что ж, – с философским спокойствием подумал Грант, – все это очень забавно, но осечка, по-видимому, была неизбежна. Наивные любители взялись за серьезное исследование да еще надеялись что-то доказать. Если профессионалы в Скотленд-Ярде попадают в тупик, они не зовут на помощь любителей, так почему же я поставил себя выше историков? Я хотел доказать себе, что не ошибся в своей характеристике человека на портрете, и не захотел испытать стыд, узнав, что посадил преступника в кресло судьи. Однако теперь, как ни крути, придется признать ошибку и смириться с ней».

А может, ему как раз этого и хотелось. Может, в глубине души он чувствовал, что слишком уж возгордился своей проницательностью?

– Здравствуйте, мистер Грант.

– Здравствуйте, Брент.

Мальчику сейчас гораздо хуже. Он еще в том возрасте, когда верят в чудеса и обижаются на лопнувший шарик.

– Что-то вид у вас сегодня грустноватый, – сказал Грант с нарочитой веселостью в голосе. – Что-то не получается?

– Все не получается.

Каррадин уселся на стуле, мрачно уставился в окно и долго не отводил глаз от воробьев.

– Неужто вам еще не надоели эти чертовы птицы? – хмуро спросил он.

– В чем дело? Вы все-таки отыскали следы большого шума, поднятого в связи с исчезновением мальчиков еще при Ричарде?

– Хуже.

– Да? Что-нибудь опубликовали? Какое-нибудь письмо?

– Все не то. И намного хуже. Нечто весьма-весьма солидное. Не знаю даже, как вам сказать. – Брент сердито смотрел на воробьев. – Чертовы птицы… Я никогда не напишу книгу, мистер Грант.

– Почему?

– Потому что все это ни для кого не тайна. Все уже давно всё знают.

– Что знают?

– Что Ричард не убивал младенцев и все прочее.

– Знают. С каких же пор?

– Да уже не одну сотню лет.

– Возьми себя в руки, малыш. Всего-то прошло четыреста лет.

– Знаю. А какая разница? Давным-давно люди знают, что Ричард не убивал…

– Перестань хныкать и говори по существу. Когда… когда эта реабилитация началась?

– Началась? Да когда представилась первая возможность.

– И все-таки?

– Как только не стало Тюдоров и, следовательно, прошел страх.

– Значит, с воцарением Стюартов?

– Да. Кажется, так. Некто Бак в семнадцатом веке был первым. Потом в восемнадцатом веке Гораций Уолпол, в девятнадцатом – Маркхэм.

– А в двадцатом?

– Насколько мне известно, никто ничего не писал.