Дочери дракона

Впрочем, не сказать чтобы это сильно помогло. Освещение плохое, столы и стулья дешевые и расставлены слишком тесно. Но это неважно. Люди ходят сюда за едой — настоящей корейской едой, такой, какую нам подавали в Корее. Жаркое в горшочках, донбури, корейская лапша, кацу, пибимпап, пулькоги, морской черт. На каждом столике десяток закусок панчхан. И, конечно, кимчхи. Пахнет все это изумительно, точно так, как я помню по Корее. Даже удивительно, почему я так давно тут не была.

Мы выбираем блюда, а когда приходит официант, папа заказывает больше требуемого — говорит, что завтра поужинаем остатками из ресторана, а не спагетти, как обычно по пятницам. Приносят панчхан, и мы принимаемся за еду. Кимчхи острая и просто отличная.

— Все это напоминает мне нашу поездку, — говорит папа, неловко орудуя палочками.

— Это точно, — соглашаюсь я и беру еще кимчхи.

Мы говорим о всяких пустяках, потом приносят основные блюда, и мы принимаемся за них. Папа ест так, будто неделю голодал. Он доедает свои блюда, а потом еще потихоньку таскает с моей тарелки. Я осознаю, что за последние несколько месяцев он набрал немного веса, скулы уже не выпирают, цвет кожи более здоровый. И улыбается он чаще.

— После занятий я ездила в консульство поговорить с мистером Ханом, — говорю я. — Они там выяснили, что сестра миссис Хон живет в Пхеньяне. Судя по всему, напряжение между Севером и Югом ослабло, и теперь можно устроить встречу.

— Хм-м, понятно, — откликается папа. — Ты ведь дала обещание.

— Не знаю, смогу ли я его исполнить. Стоимость организации сильно выросла, просто до ужаса. Придется отказаться от школы права и найти работу.

Папа качает головой.

— Нет, от учебы отказываться нельзя.

— Не представляю, как иначе я смогу заплатить, — вздыхаю я.

К концу ужина папа замолкает. В нас уже не лезет ни кусочка, официант пакует остатки в контейнеры, и мы едем домой. Мы пересекаем реку Миннесота, двигаясь в северном направлении. Снег валит вовсю. Может, новости и не врали: похоже на серьезный буран. Машин на дороге мало, и папа едет медленно. Мы не разговариваем — после еды как-то не хочется.

Но на полпути домой папа вдруг подает голос:

— Анна, я хочу с тобой кое-что обсудить.

— Что? — спрашиваю я.

— Знаешь, давай-ка проедемся вокруг озер. Мы с твоей матерью любили кататься там по первому снегу. Большинство водителей не решаются ездить по берегу, когда идет снег, но, по-моему, там очень красиво.

Мы сворачиваем со скоростной магистрали на туристическую, которая связывает озера Миннеаполиса. Под снегом все вокруг кажется чистым и мирным. Я спрашиваю папу, о чем он хочет поговорить. Он отвечает, что искал информацию о моем гребне и двухголовом драконе.

— Я подумал, что стоит попробовать разобраться, — говорит он извиняющимся тоном.

— И что ты выяснил? — спрашиваю я.

— Про двухголового дракона с пятью пальцами на лапах. Я выяснил, что он значит. Дракон защищает Корею и тех, кто им владеет, чтобы они могли служить стране. — Потом он добавляет: — А пять пальцев на лапах означают…

— Да, я знаю, — киваю я. — Они означают, что гребень принадлежал императрице Мёнсон. Что я ее прямой потомок.

— Только если миссис Хон говорила правду, — отзывается он.

— Так и есть, папа. В консульстве проверили, и ее рассказ подтверждается фактами.

На это папа ничего не отвечает. Мы сворачиваем на бульвар вокруг озера Харриет, и папа не отрывает взгляда от дороги. Особняки вокруг озера уже украшены праздничной иллюминацией, и ее отсветы поблескивают на свежем снегу. Благодаря остроконечным верхушкам крытой сцены возле озера пейзаж напоминает зимнюю сказку, словно Рождество уже наступило, и я понимаю, почему мама с папой любили кататься здесь во время снегопада.

— Понимаешь, милая, — говорит наконец папа, — все это меня очень пугает. Но я в последнее время много думал. Думал про твою мать, про то, как она умерла. Этот жуткий рак пожирал ее… но она не позволила ему поглотить ее существование. Она просто сделала его частью своей жизни. И тут я осознал, что иногда можно умереть и прямо при жизни: забиться в дом, в гостиную, опустить шторы. — Он виновато смотрит на меня и продолжает: — И про тебя я тоже думал. Мы с твоей матерью с первых дней знали, что ты особенная. Ты, конечно, была очень умненькая, но дело еще и в том, как ты себя держала: не знаю, как описать, но как-то по-особенному. А теперь у тебя появился этот гребень с драконом. Не знаю, как ты должна послужить Корее, но думаю, что тебе нужно это узнать. А я постараюсь тебе помочь. Позволь мне заплатить мистеру Хану.

Я начинаю протестовать, но папа жестом заставляет меня замолчать.

— Я не только ради тебя это делаю, — говорит он. — Мне будет непросто. Но тогда я, может быть, выберусь из темной гостиной.

— Спасибо, — говорю я, и папа улыбается.

— Но у меня одно условие, — добавляет он. — Обещай, что будешь вести себя осторожно.

— Обещаю, — говорю я.

— Я люблю тебя, милая.

— Я тоже люблю тебя, папа.