Дочери войны

Антон повел ее по каменным ступеням к берегу, где на воде покачивалась небольшая лодка. Флоранс улыбалась, глядя на грациозно скользящих лебедей и на шумно плавающих уток.

– Это не габара, – заметила она Антону, когда он прыгнул в лодку и подал руку, помогая ей забраться.

– Я арендовал эту лодку у одного старика. Сам он сейчас редко плавает, но за несколько франков разрешил нам покататься. Поездка будет недолгой, однако мы успеем полюбоваться замками на вершинах скал и укрепленными городками вокруг них.

– Мои любимые – это Бенак-э-Казнак, Ла-Рок-Гажак и, конечно же, Дом, – сказала Флоранс.

Она начала рассказывать про бастиду, выстроенную из камня янтарного цвета, и укрепленный городок с высокими стенами на вершине холма.

– Все это потрясающе живописно, – подхватил Антон, когда они отчалили.

– А вы знаете, что в здешних замках есть привидения? – спросила Флоранс.

– Вы верите в привидения?

– Отчасти. Я знаю, что прошлое никуда не делось. Оно по-прежнему с нами. Можно почти ощутить его запах. Вам не кажется, что бывают мгновения, когда такое случается? Когда возникает чувство, будто история какого-то места сидит рядом с нами.

Взгляд Антона затуманился. Казалось, Флоранс затронула нечто значимое и для него.

– Стоит только протянуть руку, и ты сможешь коснуться истории, – продолжала она. – И тогда мы окажемся в гуще сражения англичан с французами.

Он засмеялся:

– Я хорошо понимаю смысл ваших слов. Однажды и нынешняя война отойдет в историю. Может, люди вообще забудут о ней.

– Да. Я тоже так думаю. Когда рано утром смотришь на сонную реку с высокими берегами и островками, она кажется ужасно древней. А потом встает солнце, и река делается серебристой. И этого не изменить никаким войнам.

Остаток путешествия они провели в молчании, наслаждаясь плавными изгибами реки и захватывающими окрестными видами. Но больше всего обоим нравился солнечный свет, пробивавшийся сквозь облака, отчего пространство реки покрывалось множеством ярких бликов. Лодка плыла мимо садов, где росли сливы и грецкие орехи, мимо ветхих каменных стен, увитых плющом и каскадами глицинии. Антон протянул руку. Флоранс протянула свою, задирая голову и глядя на старинные замки и деревушки с медово-желтыми стенами домов. Она слушала птичье пение, негромкий стук лодочного мотора и ощущала покой. Пусть и недолгий, но покой.

Когда возвращались, Антон остановил мотоцикл на некотором расстоянии от дома. Идя к воротам, Флоранс заметила Энцо. Он видел, как они подъехали. Почему Энцо вновь болтается возле их дома? Усилием воли Флоранс выкинула из головы мысли об этом назойливом парне, хотя ей и стало не по себе. Войдя в сад, она увидела свою подругу, парикмахершу Люсиль. Та сидела с заплаканным лицом, а Элиза делала вялые попытки ее утешить. Можно ли упрекать Элизу, которой не до пустых девичьих слез? Но Люсиль была доброй душой, и Флоранс, всегда с большей готовностью откликавшаяся на чужое несчастье, мгновенно прониклась к ней сочувствием.

– Я мало что поняла из рассказов твоей подруги, – призналась Элиза. – По-моему, она крупно поругалась с матерью.

Люсиль бросилась к Флоранс и обняла ее:

– Я так рада, что ты вернулась. Где ты была?

– Гуляла, – ответила Флоранс, стараясь не замечать удивленного взгляда Элизы.

Интересно, слышала ли сестра шум мотоцикла Антона? Флоранс появилась почти сразу после того, как он уехал, и Элиза могла догадаться.

– Ты поссорилась с матерью? – осторожно спросила Флоранс.

– Да. Поссорилась. Флоранс, это был ад кромешный. Я жутко обзывала ее. Она назвала меня неблагодарным отродьем и заявила, что больше видеть меня не желает.

– Эта буря пройдет. Твоя мама одумается.

– Дело в том… – Люсиль отчаянно боролась с новым потоком слез. – Я… не… хочу, чтобы она одумывалась. Она злая. У нее ко мне нет ничего, кроме ненависти. Я сама больше не хочу ее видеть.

– Сейчас тебе плохо. Ты рассержена. Но ведь она твоя мать. Уверена, ты ей очень нужна.

– Я сейчас живу у тети Лили. Но парикмахерская – это моя работа. Я люблю стричь и делать прически. Как мне жить без работы?

Плечи Люсиль задрожали, и она заплакала навзрыд.

Флоранс обняла подругу и переглянулась с Элизой. Та направилась в дом, демонстративно подняв руки. «Разбирайся сама», – говорил ее взгляд.

– Идем в дом. Умоешься, а потом я провожу тебя к тете. Твое положение вовсе не безвыходное. Мы найдем решение. Обещаю.