Дочери войны

Далее настал черед Виктора. За него вступились двое местных торговцев, знавших его с самого детства. Они говорили о добром характере обвиняемого. В защиту троих партизан не выступил никто. Суд был на редкость формальным и поверхностным. Элен шокировало, как быстро все закончилось. Весь этот спектакль наглядно показал, насколько беззащитен каждый живущий. Элен смотрела на обвиняемых, жалея, что никак не может послать им жест ободрения. Перед лицом неминуемой смерти самый молодой из мужчин расплакался. Остальные молчали, но по лицам было видно: все понимали, что их ждет. Все сознавали собственную беззащитность. Они проиграли, потеряв все, что им было дорого, и всех, кого любили.

Четверо эсэсовцев за столом перебросились несколькими фразами, затем обвели глазами собравшихся. Самый старший немец поднялся и заговорил по-французски. При виде его застывшего, каменного лица у Элен заледенела кровь. Немец прочитал имена и фамилии обвиняемых, добавив, что все они приговариваются к расстрелу.

– Это предостережение для всех вас, – продолжал он, вглядываясь в зал. – Казнь состоится немедленно, на городской площади.

Тишина показалась Элен оглушительной. Люди ожидали, что казнь совершится не на виду, во дворе за ратушей, как все прежние казни.

– Суд окончен, – объявил эсэсовец, и все четверо заседавших быстро покинули зал через дверь позади стола.

Элен сидела, не в силах шевельнуться. Но собравшиеся начали выходить из зала, невольно увлекая за собой и сестер. Пока длился суд, на площади успели поставить четыре столба. Сестры брели в общем потоке, но потом Элен повела их на самый край площади, и теперь они находились за спинами толпы. Большинство смотрело себе под ноги. Женщины молча плакали.

Из ратуши под дулом автоматов вывели обвиняемых, включая Виктора. Их руки по-прежнему были связаны. Элен почувствовала, как Элиза содрогнулась всем телом. Ее собственное сердце так бешено забилось, что Элен показалось, будто она вот-вот упадет в обморок. Нет, этого нельзя допустить. Ради сестры она должна оставаться сильной.

Палачи не стали завязывать приговоренным глаза или набрасывать мешки на голову. Обреченные партизаны смотрели на собравшихся, где кое-кто все же решился поднять голову и взглянуть на них. Один глаз Виктора заплыл. Элен видела, как другим он смотрел на Элизу и улыбался. Казалось, это душераздирающее зрелище могло подвигнуть любого на проявление милосердия. Однако нацисты не знали милосердия. Ничто не могло их остановить. Элен заметила ухмыляющихся Энцо и его никчемного дружка, и ей отчаянно захотелось ударить наотмашь по их глупым физиономиям. Переместив взгляд, она увидела Сюзанну и… У нее зашлось сердце: ей почудилось, словно среди стоящих она разглядела Джека. Через мгновение она снова глянула туда, но Джек исчез. Элен крепче обняла Элизу за плечи. Пристально, не дрогнув, сестра смотрела на Виктора, проявляя такой же стоицизм. Реакция наступит потом, но Элен понимала желание Элизы показать Виктору, что она выдержит это испытание и всеми фибрами своей души будет сопротивляться дальше. В ее лексиконе не было слова «сдаться».

От происходящего не спрячешься. Негде. Виктор сделал свой выбор, за который придется заплатить собственной жизнью. Опыт научил Элен: перед лицом опасности лучше отступить. Однако отступать уже некуда. Все изменилось. И теперь каждый должен бороться любым доступным способом. Думая напугать народ ужасными казнями, нацисты добивались противоположного результата: ряды бойцов Сопротивления росли, а те, кто их поддерживал, становились еще решительнее.

Элен обдало страхом, когда обвиняемых наскоро, не слишком крепко привязали к столбам. Люди ждали развязки. Казалось, даже земля на это время перестала вращаться.

Прозвучала команда. Расстрельный отряд прицелился. То, что произошло дальше, могло растянуться на всю вечность, хотя длилось считаные секунды. Грянули выстрелы. Трое узников дернулись. Их обмякшие тела начали сползать по столбам. Головы безжизненно клонились вниз. На глазах у оцепеневшей Элен оборвались три жизни. Охваченный ужасом от произошедшего, ее разум отказывался это воспринимать. От запаха крови и смерти у нее начались позывы к рвоте. Какая жестокость! Нет, это даже хуже жестокости. Всего минуту назад у столбов стояли живые люди с бьющимися сердцами, способные дышать. А теперь их нет. У них остались семьи, те, кто их любил. За спиной Элен послышались всхлипывания.

Остался один Виктор. Может, его помилуют? Элен крепко уцепилась за эту мысль. Ведь он же никого не убил.

Расстрельная команда снова прицелилась. Никакого помилования в последнюю минуту не будет. Настал черед Виктора.