История из реальной жизни — это отличный пример взаимодействия между дофамином и H&N веществом борьбы или бегства (fight or flight) — норадреналина. Когда механизм штурвала сломался, норадреналин вступил в дело — эмоция H&N страха переполняла моряка. Он просто хотел выбраться из этой ситуации. Сначала, поток нейрохимического элемента H&N вытеснил дофаминергическую способность планировать. Тем не менее, тот факт, что он чувствовал охватывающую его панику, но у него получилось сдержать ее, это показатель того, что система дофамина совсем не выключается.
В считанные секунды контролирующий дофамин полностью активировался, и моряк начал принимать рациональные решения. Норадреналин не был задействован, и страх отступил, оставив место невозмутимому подходу к выживанию. После того, как кризис прошел, и он уже был в безопасности на берегу, дофамин отступил, освобождая место для H&N, чтобы при возвращении возникла дрожь и истерика.
Традиционное мнение свело бы его выживание в море к «работе на адреналине». Вообще, правда состоит в другом. Герой не находился под действием адреналина, он находился под влиянием дофамина. Во время напряженных моментов, когда он спасал лодку, дофамин находился под контролем и адреналин (называющийся норенерфин, когда он внутри мозга) был подавлен.
В XVIII веке Самуэль Джонсон обобщил ситуацию так: «Когда человек знает, что его повесят через две недели, его разум становится прекрасно сконцентрирован». А современный доктор, Давид Калдекотт, врач неотложной помощи в госпитале Калвари в Канберре, Австралия, выразил это так: «Неотложная медицина это как полет на самолете. Часы привычного состояния, прерываемые моментами абсолютного ужаса. Но если ты действительно стоящий доктор, ты не боишься. Ты просто сосредоточен».
В классике научной фантастики «Дюны», написанной Франком Хебертом, герою нужно было доказать себе, что он человек, и тогда он подавляет свой животный инстинкт, чтобы действовать здесь и сейчас. Его рука был помещена в дьявольское приспособление, в черную коробку, создающую невообразимую боль. Если он вытащит руку из коробки, старая женщина уколет его шею ядовитой иглой и он умрет. Она говорит ему. «Ты слышал о животных, которым приходится отгрызать лапу чтобы выбраться из капкана? Это поведение животных. А человек остался бы в капкане, терпя боль и притворяясь, что может убить, того, что его поймал, обезопасив себя от угрозы».
Некоторые люди ведут себя лучше в подавлении эмоций, чем другие. Это отчасти происходит из-за количества и происхождения их дофаминовых рецепторов, молекул в мозге, реагирующих на выброс дофамина. Разница заложена в генах. Исследователи измерили плотность дофаминовых рецепторов (сколько их, и насколько близко они расположены друг к другу) в мозге различных людей и сравнили результаты измерений и эмоциональной отчужденности.
Тест на отчужденность определял такие особенности, как тенденцию человека избегать вовлечения в жизнь других людей. Ученые обнаружили прямую связь между плотностью рецептора и личной вовлеченностью. Высокая плотность была связана со значительным уровнем эмоциональной отчужденности. В отдельном исследовании люди с высоким уровнем отчужденности описывали себя как «холодных, социально отчужденных и мстительных». В отличие от людей с наименьшим уровнем отчужденности, которые описывали себя как «слишком заботящихся и эксплуатируемых».
Большинство людей находятся между самым высоким и самым низким уровнем шкалы отчужденности. Мы не слишком отчужденные и не слишком вовлеченные. Наша реакция зависит от обстоятельств. Если мы вовлечены в чью-то личную судьбу в прямом контакте и, сфокусированы на настоящем моменте, в этом случае активированы цепочки H&N и проявляются теплые, эмоциональные аспекты нашей личности. Когда мы вовлечены с чем-то внеличностным на расстоянии, думая абстрактно, концентрируясь на будущем, то в этом скорее всего проявится рациональная, безэмоциональная часть нашей личности. Эти два различных вида мышления иллюстрируются этической дилеммой под названием «проблемы с тележкой»: