«Трофей мой», — мысленно хмыкнула Катя, слегка касаясь подушечкой указательного пальца по едва видневшимся буквам. Б.О.Л.И.Н.
«Где же Михею удалось раздобыть историческую редкость?» — подумалось Кате. Она будто наяву увидела, как отец, засунув в глаз лупу, причитает над Катькиной добычей:
— Ну доча, ну даешь!
И сама Катерина, растерянная, еще не пришедшая в себя от полночного бега с препятствиями, смущенно заглядывает отцу через плечо и бормочет чуть слышно:
— Я только дома поняла, пап, что тут бриллианты и сапфир, кажется!
— Моя дочь, — гордо выпячивает грудь Альберт, а потом наматывает на тонкое шило небольшой слой ваты, смачивает ее в спирте и аккуратно чистит внутреннюю сторону брошки.
— Вот, смотрите, — улыбается он жене и дочке. — Видите буковки? Это Болин, твою мать! Катя, ну ты даешь! — веселится папа, а мама шикает на него, чтобы не смел ругаться при дамах.
Папа вскакивает из-за стола. Обнимает маму, потом чмокает в щеку саму Катерину, а уж после несется к телефону, стоявшему в коридоре, звонить Корнееву.
— Михей, — спокойно и слегка надменно говорит в трубку. — Я выплачу тебе стоимость слитков. Моей вины в их пропаже нет, но у них цена гораздо меньше, чем моя репутация. Во имя нашей прежней дружбы я прошу тебя о небольшой рассрочке.
Папа слушает внимательно, а потом неспешно соглашается.
— Да, ты прав, полгода — отличный срок. Я надеюсь, больше мою семью ни ты, ни твои люди не побеспокоят, — сдержанно замечает он, а потом терпеливо слушает собеседника и лишь под самый конец разговора мимоходом бросает:
— Какая еще брошка? Катя еле жива и безумно счастлива, что унесла ноги из твоего дома. А где она лежала, эта бижутерия? В спальне? Так поищи под кроватью, может, упала? Ладно, хорошо, — соглашается отец и вешает трубку.
— Почему ты не сказал, что эта вещь у нас? — нервно интересуется мама. — Тем более такая ценная.
— Во-первых, Михей похитил Катю. А это беспредел, Роза, — морщится отец. — И если Катерина случайно увела у него из-под носа дорогую безделушку, то Корнеев сам виноват. Не крал бы Катьку, остался бы с брошкой. Во-вторых, он понятия не имеет о ее действительной стоимости. Это историческая редкость. Изделий Болина почти не сохранилось. По крайней мере в нашей стране.
— Кто такой этот Болин? — нетерпеливо фыркает мама, уперев руки в боки. Она еще собирается спорить с отцом и настаивать вернуть обратно Михею его цацку. — Пусть Корнеев себе на задницу эту бирюльку нацепит, — шипит она.
Папа пропускает ее слова мимо ушей и с удовольствием начинает объяснять, кто такой Карл Эдуард Болин и чем он знаменит.
— Ты думаешь, Фаберже всегда при дворе состояли и лепили свои пасхальные яйца? — усмехается отец. — До них, начиная со времен то ли с Екатерины, то ли с Павла, поставщиками украшений считались Болины. Жена одного из них стала крестной матерью дочери Николая Первого. Ты представляешь, Роза, близость этой семьи ко двору? А о ценности брошечки хоть примерно догадываешься?
— Тогда тем более, — мученически вздыхает мать.
— Я сказал, Роза, — пресекает всякие разговоры папа. — Брошка остается и принадлежит только Кате. Это ее собственность, добытая в бою. Тем более что Люба — великодушная женщина — разрешила нашей дочери оставить цацку себе, как компенсацию. Она чуть последние волосья Михею не выдрала, когда узнала о похищении.
Катя тяжело вздохнула, возвращаясь в реальность. А потом решительно убрала брошку обратно в сейф. Заперла мудреный замок и снова всмотрелась в добродушное лицо отца. Высокие скулы. Выдающийся лоб и непокорные белые вихры, причесанные за минуту до прихода фотографа.
— Папа, папочка, — прошептала Катя. — Как же я люблю тебя. И что же мне делать, а?
Она будто услышала строгий, но вместе с тем любящий голос:
— Займись делом, Катюнь. Хватит валять дурака.
Катерина вернулась в более обжитую часть дома. Вышла на кухню, где мама кормила Глеба и выспрашивала новости о внуке.
— Ты бы приехала, помогла Наташке, — пробурчал брат с набитым ртом. — У мелкого то живот, то зубы. Натка ночами не спит…
— Я только днем на пару часов могу подменить, — развела руками мама. — Тут дом и Ронка. Я же все не брошу.
— Давай я у вас поселюсь, — предложила Катерина, вытаскивая из тарелки брата ломтик малосольного огурца и быстро отправляя его в рот.
— Катя, — поморщилась мама. — Наложи себе в тарелку и ешь.
А брат лишь рассмеялся и довольно обронил:
— А что, Катюха, это идея! Натка тебе обрадуется. Алису с собой возьмешь.
— Она завтра едет в языковой лагерь в Сочи, — отмахнулась Катя. — Я целый месяц в твоем распоряжении. Алиску провожу и к вам приеду.