Докричаться до мира

Йялл шел коридорами, впереди хозяев. Так они решили, необычно, как все, что происходит сегодня. Перед каждым поворотом ошейник глубоко впивался в кожу и заставлял выбрать нужное направление. Пустые загоны кончились, теперь они шли через пространство, отведенное волвекам. Третий быстро уловил рядом вожака и совсем тихонько, о самый краешек сознания, попрощался. Повозка ухнула вниз, пролетев знакомый второй ярус и однажды посещенный третий. На четвертом по счету створки дверей разошлись. Хлыст посоветовал выходить. Тут было гораздо теплее, воздух казался совсем затхлым и застоявшимся. Остро пахло болью, совсем как в комнатах наблюдателей, где стоят столы и волков режут для опыта.

Его провели в огромный гулкий загон, заполненный незнакомым. Приборами, — решил Йялл. Поставили на колени в самом углу и пристегнули за ошейник к кольцу в стене, сразу же рывком оттянули это самое кольцо вверх, так, что пришлось чуть привстать, ослабляя боль от шипов ошейника. Отошли, и сверху упали прутья, создавая две недостающие стороны клетки.

— Завтра займешься по обычной программе, — впервые заговорил один их новых, самый рослый, адресуясь к наблюдателю. — И без твоих любимых игр, разбирать его будут внизу.

— Что, совсем без забав? — неохотно уточнил тот. — Скажи еще шкуру не портить.

— По возможности. Кстати: переведи на половинный рацион, этот йялл-2/7 слишком опасен. Я отсмотрел данные по физическим кондициям. Здоровый зверь, прямо на редкость… Но завтра — без игр. Сегодня мы посмотрим иную забаву. Тебе понравится. Этот к утру и так на ноги не встанет, проверено. Тест на выносливость. Простенький, но результативный. Иные задыхались до утра, но этот — едва ли. Зато станет куда смирнее и спокойнее.

И они ушли.

Третий оценил «тест». Ошейник душил и тянул к стене, вынуждая принимать на редкость неудобное положение. До утра он и правда вымотается. Вряд ли так, чтобы не встать, но подустанет прилично. Что у них за забава? Ох, ничего хорошего.

Двери на этом уровне такие толстые, что гасят любой звук. Ушли — словно сгинули.

Ночь по капле вливает боль в шею, когтит спину, выкручивает плечо.

Сколько до утра? В темном холодном загоне время лежит старой пылью, и не думая двигаться. Да и чем его может порадовать утро?

Мимо загона сейчас поведут волка! Йялл отчетливо осознал его и даже опознал — дирт 1/5, самый примитивный из стаи. Жалкое создание, не способное менять облик без волчьего сока. Дирта, помнится, Второй требовал исключить из числа живущих.

Этот огрызок, со свободной шеей, скулящий от радости и азарта, косолапый в походке и чуть сутулый, — он буквально стоит перед внутренним взором. Хорошо!

Знакомое легко отследить: вот дирт уверенно движется по здешним коридорам, внюхиваясь и подтявкивая.

Йялл, единственный кроме Первого, давно научился ловко и неприметно «цепляться» за сознание братьев и следовать за ними, ощущая большую часть их восприятия.

Дирт прост, его мысли коротки, следить легко. К тому же он рядом. Вот идет мимо, с ним тот наблюдатель, что завтра будет делать опыты с Йяллом. Дирт пригибается, взвизгивает и пытается льнуть к боку, настаивая на своей полезности и праве на подачку. Получил корм, залаял благодарно, трется о ладонь, брезгливо отводящую слюнявую морду. Прошли, дальше — правее — еще поворот, опять правее… То есть там соседний коридор, и теперь волка ведут в обратную сторону? Да, точно, и вот уже дверь.

Еще хозяева, их дирт знает, уже встречал, радуется вниманию. Вечные говорят, он лает в ответ — коротко, зло, убого. Мысли полностью слышать Йялл не мог, но эти образы знал — сплошное «хочу»: быть Первым, порвать горло Второму, загрызть Третьего, вынудить Четвертого ползти на брюхе.

Хозяйская рука треплет загривок, обещая дать запрошенное. Не все, но многое.

Очень многое.

Йялл разом забыл про боль и ошейник, потому что туда, в комнату хозяев, ввели его Сидду. Как можно было так глубоко влезть в сознание глупого волка, чтобы не расслышать ее? Впрочем, он давно слышал, но не думал, что так близко.

Он увидел ее глазами дирта — сладкую чужую самку, добычу, бывшую собственность ненавистного врага из первого восьмика вожаков. Остро пахнущую страхом, слабую, дозволенную вечными. Те уже расселись вдоль стены и настраивали свои приборы. А дирт у их ног визжал и рвался, прихваченный за загривок хозяйской рукой, деловито крепящей что-то на обруче.

Пальцы разжались, и дирт прыгнул, разом сбивая женщину с ног, сдирая ее рубаху.

Сидда сжалась на полу, закрывая голову руками, и он ударил снова, в живот.

Рывком поднял и кинул к стене, чтобы встала, и можно было начать бить снова, ему так удобнее.

Йялл глухо зарычал, впервые до конца понимая, насколько же он не готов делить ее, тем более — отдавать этому зверю. Ошейник больше не причинял боли. Корчилось сознание, а шипы — всего лишь шипы. Цепь тонкая, слишком тонкая, чтобы удержать.