Читаем Доктор Боб и славные ветераны полностью

«Он полагал, что все мы ищем душевного покоя, — рассказывает Смитти, — но он верил, что следует постоянно делать что-то конкретное, чтобы достичь его».

Как говорил сам доктор Боб: «Я не думаю, что мы сможем делать что-то очень успешно в этом мире, пока не попробуем. И я не думаю, что у нас что-то получится в АА, пока мы не попробуем… Мы должны пробовать… приобрести дух служения. Мы должны стремиться приобрести также веру, а это нелегко, особенно для человека, который всегда был очень материалистичен, следуя стандартам современного общества. Но я думаю, веру можно приобрести; ее можно приобрести постепенно; и она должна культивироваться. Для меня это было непросто, и я думаю, что это будет нелегко любому…

Мы все стремимся к одной цели, стремимся к счастью. Мы хотим мира в душе. Проблема с нами, алкоголиками, заключалась в следующем: мы требовали, чтобы мир дал нам счастье и душевный покой одним единственным способом, которым мы хотели их получить — с помощью алкоголя. И потерпели неудачу. Но если мы дадим себе достаточно времени на то, чтобы познать некие духовные законы, принять их и применить на практике, — тогда мы достигнем счастья и душевного покоя. По–видимому, должны быть какие-то правила, которым мы должны будем следовать, но счастье и умиротворение будут с нами, близкие и доступные каждому».

По мнению Пола С., был период, когда вера доктора Боба колебалась так сильно, что он был на грани нервного срыва. «Были сплетни, и некоторые ханжи говорили, что его алкогольный опыт дискредитирует его, и добились того, чтобы его уволили из Городского госпиталя», — рассказывает Пол.

Вопреки предписаниям врачей, он пошел вместе с Полом повидаться с деканом отделения Библейских учений в Вустер Колледже. «Мы поняли там, что человек может покинуть вас, а Бог никогда. Мы поняли, что означало, когда Христос говорил: “Если несешь ты Богу свой дар и у жертвенника припомнишь, что у брата есть на тебя обида, оставь свой дар у жертвенника, сначала ступай примирись с братом, и лишь потом вернись и принеси свой дар.”».

По рассказу Пола, доктор Боб исцелился сразу же. Он потратил два дня на то, чтобы принести извинения всем тем людям, которые, по его мнению, подвергали его гонениям. В следующий понедельник он снова был на работе.

«Папа говорил мне, что он ищет духовного откровения, которое к некоторым людям иногда приходит неожиданно и сразу, — рассказывает Смитти. — Он надеялся, что откровение придет к нему именно так. Он очень много трудился, чтобы обрести его, и винил себя за отсутствие результата, папа думал, что он, возможно, что-то делает неправильно. Не менее часа в день он тратил на изучение какого-нибудь духовного предмета. Это был долгий и медленный процесс. Конечным результатом было то, что он обрел широкое и глубокое понимание религиозных и духовных вопросов. В действительности, он достиг своей цели, хотя это открытие и не пришло к нему сразу.»

«До самого дня своей смерти, — рассказывает Дороти С. М., — он думал, что если бы только у него было больше духовного опыта, то тем или иным способом он смог бы передать это послание другим».

Хотя у доктора Боба никогда не было внезапного откровения, он-таки описал Бетти и своему сыну один момент, когда он находился за своим рабочим столом: «Это продолжалось недолго, — рассказывал он, — но у меня появилось необыкновенное чувство мира и покоя, которое охватило меня, и продолжалось какое-то время. Это было действительно чувство “мира и покоя… которое превосходит любое понимание”, и я его никогда не забуду».

В самом конце, во время своей последней поездки в Вермонт вместе со Смитти и Бетти, доктор Боб достиг чувства радости и покоя — того чувства, ради которого он трудился. «Мы сидели все вместе на кровати ночью, и разговаривали об этом», — рассказывает Бетти.

Основным способом понятия и принятия духовных истин для доктора Боба было упорное чтение. Дороти С. М. в своей беседе с Биллом Уилсоном вспоминает: «Помните эти его чудовищные груды книг? Анна все пыталась перетащить их на чердак. Но у Боба они валялись кучами рядом с кроватью, под кроватью и всюду, куда ни глянь».

«Он читал все подряд, — рассказывает Эмма К. — Если бы вы только могли посмотреть на все эти книги. Его сын сказал мне после смерти доктора Боба: «Эмма, пожалуйста, позаботьтесь о них. Я не знаю, что с ними делать». Я подарила духовные книги своему пастору, а медицинские книги двоим молодым врачам, которым он помог в начале их карьеры. Он был очень добр к этим молодым людям, когда они вернулись из армии».

«Он читал обо всех религиях, — говори Смитти, — не только о христианской религии. Он мог рассказать вам о Коране, Конфуции и даже вудуизме, а также о многих других вещах. Он прочитал Библию от корки до корки три раза, и мог по памяти цитировать любимые места дословно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное