Доктор Боб и славные ветераны

Смитти также заметил, что до 21 года не знал о существовании каких-либо лекарств кроме пищевой соды. «Я часто спрашивал отца о лекарствах, — вспоминает Смитти, — и он говорил мне: “Черт побери, сынок, они для продажи, а не для приема внутрь”».

«Как отец он был лучше всех, — говорит Сью, — он был любящим и одновременно строгим. С ним было очень интересно. Я очень любила игры в карты по вечерам, время, проведенное с ним, проходило так хорошо, как ни с кем другим».

Сью чувствовала, что строгость воспитания в детстве доктора Боба не только послужила причиной его упрямого сопротивления авторитетам, но и стала причиной более свободного воспитания собственных детей. «Оглядываясь назад, — говорит она, — я понимаю, что он был впереди своего времени, либо не хотел, чтобы мы прошли через то, через что ему самому пришлось пройти, когда он был ребенком, и его отсылали в кровать в пять часов вечера».

Доктор Боб обладал потрясающей силой воли и огромной физической выносливостью, по мнению Смитти, который рассказал, что за исключением последствий пьянства, он не болел ни одного дня в своей жизни, вплоть до его последней болезни. «Я помню, когда ему было 56 лет, он сыграл шесть сетов в теннис со мной и моей сестрой. Это совершенно измотало нас обоих. У него было больше энергии в этом возрасте, чем у кого бы то ни было, кого я знал».

«Он не любил праздность, — рассказывает Сью, — и всегда был быстрым в движениях. Мы часто устраивали долгие прогулки пешком в лес — папа, мой брат, я и собака. Там мы замечательно проводили время. Еше он любил прокатиться с нами на своей машине по незнакомой проселочной дороге, чтобы посмотреть, куда она приведет».

Их воспоминания о матери также показывают глубокую привязанность. «Она была тихой и скромной — леди в самом лучшем смысле этого слова, — вспоминает Смитти в переписке с Биллом Уилсоном. — Она была умереннного телосложения, и все время старалась похудеть. У нее было потрясающее чувство юмора и мелодичный смех. Мы все часто разыгрывали ее, потому что она на это очень хорошо реагировала».

Одну шутку над матерью, о которой она так и не догадалась, они придумали после того, как она начала курить — в 56 лет! Сью и Смитти не только воровали у нее сигареты, но также тушили окурки, поскольку все, что Анна обычно делала — это несколько раз вдыхала дым, и клала сигарету, прежде чем зажечь новую. «Если она когда-нибудь и затягивалась глубоко, то только по ошибке», — рассказывала Сью, которая чувствовала, что курение одной сигареты за другой было признаком напряжения, вызванного алкоголизмом Доктора Боба. «У нее просто внутри все горело. Да и как тут не гореть».

Была середина Великой Депрессии, и Анна купила машинку для скручивания сигарет. «Мы решили, что это ниже нашего достоинства, — рассказывает Смитти. — Мы вызвались свернуть для нее несколько сигарет, и смешали табак с карандашной стружкой. Когда она зажгла одну из них, сигарета вспыхнула, и ей пришлось ее задуть. То же самое произошло со следующей. В конце концов она сказала: “Знаете, эти сигареты не так хороши на вкус, как из пачки”».

Смитти также помнит, как мама ругала его, когда обнаружила, что он начал курить. «А как насчет тебя? — ответил он. — Ты же куришь».

«Не говори мне ничего о том, что я курю, — ответила Анна. — Если ты подождешь до 50 лет, прежде чем начнешь курить, я тебе тоже ничего не скажу».

Доктор Боб тоже курил, но обычно говорил: «Я? Я не курю. Анна единственный курильщик в нашей семье».

«Маму было легко удивить. Ее скромность и наивность были источником постоянного восхищения отца, который любил приносить домой необычные вещи и наблюдать за ее реакцией», — рассказывает Смитти.

«После продолжительного общения с пьяницами ничто уже не могло ее удивить или шокировать», — говорит он, по мере того, как воспоминания уходят вперед, к годам АА. «Несмотря на то, что их поступки могли противоречить ее собственному воспитанию, мама была исключительно терпимой. Она не критиковала. Она всегда искала оправдания их действиям.

Она никогда не давала поспешных советов, а приберегала их до того времени, когда у нее находилась возможность помолиться и подумать о проблеме, — говорит Смитти. — В результате, папа очень высоко ценил ее заботливые и бескорыстные советы.

Мама всегда была глубоко предана нашей семье, и позднее АА, ее преданость делала любую личную жертву не слишком большой. Она не тратила денег на себя, чтобы помочь семье купить вещи, которые по ее мнению были необходимы.

По своей природе довольно застенчивая, она могла все же выйти из себя, и дать отпор, если она считала, что ситуация этого требовала, — рассказывает Смитти. — Я вспоминаю о тех периодах, когда она думала, что программа АА была в опасности. Когда это случалось, мама была готова сражаться с любым за те принципы, которые она считала правильными. Я видел также, как она буквально выходила из себя, когда нужно было защищать папу или меня лично».