Читаем Доктор Боб и славные ветераны полностью

— Вас убедит, если я позвоню 15 или 20 людям, и они все будут здесь через пол–часа. Это люди, у которых была такая же беда, как у Вашего мужа. Это Вас убедит?

— Нет, не убедит, — ответила я.

— Что ж, давайте попробуем, и приведите его сюда в субботу, сказал доктор Боб.

— Я прослежу, чтобы он здесь был.

— Я не хочу, чтобы Вы проследили, что он сюда пришел. Я хочу, чтобы он пришел по своей собственной воле, не пьяный. И я хочу, чтобы он захотел

прийти.

Позже Док позвонил мне и сказал: “Что же, большой мальчик был у меня, и я думаю, что это его заинтересовало. Но не удивляйтесь, если он придет домой пьяный. Я сказал ему многое, над чем стоит подумать, но сейчас я ухожу в отпуск. Если он обдумает все это и захочет, чтобы ему помогли, мы можем поместить его в госпиталь, когда я вернусь”.

Уолли продолжал пить, пока не вернулся через две недели доктор Боб. Затем Уолли поместили в госпиталь. Он выглядел совсем другим, когда вышел оттуда, и я подумала, что может быть, это подействовало.

Тем временем доктор Боб позвонил жене Тома Мейбелл Л. и сказал ей: “Присмотри за этой дамой, за Аннабеллой, иначе ее муж напьется меньше чем через два часа после того, как выйдет из госпиталя”. В общем, можете догадаться, что я собой представляла», — говорит Аннабелла.

«Она позвонила мне и попросила меня прийти. Я закатывала персики и прерваться не могла. Она спросила:

— Что для Вас важнее, персики или Ваш муж?

— Что ж, если хотите знать, то персики — ответила я. Но тем не менее пришла. Я пробыла там всего несколько минут, и вошли Док с Анной.

Я была вся на нервах, — рассказывает Аннабелла, — Мейбелл повела меня наверх, и я выплеснула ей душу.

— А почему бы тебе не доверить его Господу? — сказала она. — Отпусти с Богом.

В ту ночь я не могла уснуть, и неожиданно я сказала вслух: “Хорошо, Господи. Я ничего не могу сделать. Может быть, Ты сможешь. Позаботься о нем”. Я почувствовала такой душевный покой, что сразу же заснула.

Затем Анна Смит взяла меня под свое крыло. Она мне очень много рассказала, и звонила мне каждый день. Я видела, что у Уолли появился интерес; он стал другим. Тогда я решила, что должна понять, что же со мной-то происходит. Я стала изучать программу, и вы знаете, она принесла огромное благо и мне, и Уолли.

Мы ходили на собрания, и все эти люди были очень дружелюбны. Они называли друг друга по именам и окружали заботой и вниманием новичков, стоило им только прийти. Женщины собирались вместе, и мы разговаривали, раскрывая друг другу наши сердца, и все, что мы держали в себе так долго».

Аннабелла вспоминает, что иногда женщины устраивали отдельные беседы у Т. Генри, но не очень часто. А иногда они собирались вместе у Смитов.

Вспоминая о тех днях вместе с Биллом Уилсоном, Аннабелла также замечает, что они с Уолли много читали о собраниях Оксфордской группы в отеле Мейфлауэр, но лишь намного позже они узнали, что собрания у Т. Генри были «своего рода тайным братством внутри Оксфордской группы».

«Это верно, — отвечает Билл, — кое-кто в группе действительно довольно сильно критиковал Уильямсов за то, что у них собирались все эти алкоголики».

Х. Сооснователи сталкиваются с проблемой денег


Молва об акронском «клубе для непьющих» распространилась в соседние городки, такие как Кент и Кэнтон, и, вероятно, в начале 1937 года, в Акрон начали заглядывать будущие АА–евцы из Кливленда. Сначала они приезжали по двое или трое. (К 1939 году приезжало уже по две полных машины).

Боб Е. вспоминал, что Джейн С. проделывала 35–мильное путешествие на собрания к Т. Генри в 1937 году, примерно в то же самое время, когда он сам начал участвовать в программе. Яркая и живая, с замечательным чувством юмора, Джейн считается первой женщиной в округе, которая обрела трезвость хоть на какое-то время — хотя бы на несколько месяцев.

Ветераны долго вспоминали ее историю, как муж оставил ее следить за поклейкой обоев в комнате. Проблема заключалась в том, что она с рабочим начала пить. Каждый раз, когда он начинал наклеивать новый рулон, либо один, либо другой из них на него наступал. Когда муж вернулся домой в тот вечер, оба, Джейн и рабочий, лежали без движения, окруженные пустыми бутылками (как рассказал ей муж позже), обмотанные кусками обоев и вымазанные клеем.

В ноябре того года Билл Уилсон поехал в деловую поездку, которая дала ему возможность сделать остановку в Акроне. Боб Е. вспоминал, как он встретился с ним тогда в первый раз. «Ты только что приобрел новый костюм, — говорил он Биллу позже. — Я не знаю, что ты носил до этого, но скорее всего ходил в чем попало, потому что Док часто об этом говорил. Я не могу вспомнить, была ли у тебя с собой твоя скрипка, или нет, но тебе удавалось где-то добыть скрипку, если ты не привозил ее с собой».

Записи Билла рассказывают о том дне, когда они сидели с доктором Бобом в гостиной и подсчитывали выздоравливающих:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное