Доктор Черный

Извозчик дёрнул левой вожжой, и тележка, черкнув крылом по гранитному нетёсаному обелиску, свернула с шоссе на просёлочную дорогу между жердяными заборами и запрыгала по изрытым корнями и кочками колеям.

— Вот… «Марьяла»! — извозчик указал на зелёную крышу, словно вынырнувшую из соснового леса на самом гребне высокого песчаного холма. Солнце давно спряталось за горизонтом, и всё кругом кутали густые синие тени, а окна стоявшей на горе дачи ещё горели кровавым отблеском солнца, и вся сторона, обращённая к западу, словно выкрашена была розовой краской.

— Часто возишь гостей на «Марьялу»? — спросил Беляев.

— Нет часто. Барин один живёт. В месяц раз приезжает, а летом живёт, никуда не ходит.

— А теперь кто там? Сторож?

— Да, сторож, один.

— Финн или русский?

— Нет, шорнай.

— Как «шорнай»?

— Да! шорнай… нигер!

— А, вот что! — догадался Беляев. — Не страшно ему одному в лесу?

— Чего страшно?.. Он сам страшный. Вот будете смотреть.

Лошадь с трудом тащила теперь тележку по глубокому рыхлому песку в гору. Здесь, среди тесно обступивших сосен, сумерки ещё более сгустились, и странно было, когда, достигнув площадки на гребне горы, путники снова очутились лицом к лицу с блещущей яркими красками зарёй.

Небольшой бревенчатый домик с верандой, обращённой в сторону моря, с широкими итальянскими окнами, задёрнутыми изнутри плотными занавесками, был окружён живой изгородью из можжевельника и низеньких веймутовских сосен с голубыми разлатыми лапами. Сарай для дров, ледник и другие хозяйственные службы заслоняли дом со стороны дороги, а от небольшой пристройки в сторону леса тянулась вереница крытых отдушин, выходящих прямо из земли, как у компоста или погреба.

Беляев расплатился с извозчиком и двинулся к крыльцу.

— Я буду подождать! — крикнул ему Микку, оправляя шлею на своей лохматой лошадёнке.

— Не нужно. Я здесь останусь на ночь.

— Ну, ну! — скептически возразил извозчик. — Я буду посмотреть. Сторож никого не пускает.

Беляев тщетно искал ручку у дверей. Без обычной рамы и филёнок, вырезанная словно из одного куска огромного дерева, полированная дубовая дверь была так точно пригнана к косякам, что не было даже заметно пазов. Не было и признаков замка. Только левее из толщи бревна высовывалась крошечная пуговка кнопки.

Беляев нашёл её и энергично придавил.

Несколько минут не было слышно ни шагов, ни шороха. Потом внезапно в середине двери открылся небольшой глазок, как у тюремных камер, и тихий низкий голос сказал чисто по-русски:

— Барина нет дома. Без него не велено никого принимать.

«Как же, доктор сказал, что сторож не понимает по-русски? — мелькнуло в голове Беляева. — Отлично говорит…»

— У меня от барина вам записка, — сказал он.

— Барина нет дома. Без него не велено никого принимать! — настойчиво повторил голос.

— У меня с собой карточка барина.

— Барина нет дома, — в третий раз повторил голос уже сердито и угрожающе. — Без него не велено никого принимать.

— Что за чертовщина такая? — вспылил Беляев, с удивлением прислушиваясь к монотонному голосу, который в третий раз тупо и механически повторял одни и те же слова. — У меня карточка, я же вам говорю… Ах, черт! — сообразил он наконец. — Я-то дурак тоже!

Он вынул из бумажника карточку доктора и, показывая её невидимому сторожу, спросил по-французски:

— Вы, вероятно, не понимаете по-русски?

— Non, monsieur. Pas un mot. [1]

— У меня с собой визитная карточка хозяина этой дачи с надписью для вас. Доктор, вероятно, сам сегодня приедет вечером… Можете вы меня пустить?

В глазок высунулись два тонких смуглых пальца, и голос сказал:

— Позвольте карточку.

«Однако, фокусник этот доктор! — подумал Беляев, когда кусочек картона исчез в отверстии двери. — Настоящий средневековый ритуал! Что он, деньги фальшивые делает, что ли?»

Глазок в двери снова открылся, и тот же голос теперь уже спокойно, приветливо произнёс по-французски:

— Отпустите извозчика!

— Поезжай! — крикнул Беляев. — Я останусь. Поезжай!

Микку тронул лошадь, и Беляев видел, как он ежеминутно оборачивался назад с любопытством, пока не скрылся в лесу за поворотом.

Беляев обернулся — и удивлённо отступил. Дверь дачи была уже раскрыта, и на тёмном фоне передней, на пороге вырисовывалась невысокая, стройная фигура замечательно красивого молодого человека со смуглой оливково-коричневого цвета кожей, большими глазами, осенёнными длинными, словно стрелы, ресницами, и шапкой вьющихся чёрных волос.

Одет был оригинальный сторож в мягкий кремовый пиджачный костюм и туфли, поражавшие своим маленьким размером. Тёмную, но нежную и гибкую шею свободно охватывал отложной воротничок мягкой чесучовой сорочки.

— Мсье может войти! — сказала фигура приветливо и отступила в глубину сеней. В правой руке у неё Беляев заметил воронёное короткое дуло «крошки Веблея».

Машинально переступил он порог и невольно вздрогнул, услыхав, как сзади него с мягким негромким стуком захлопнулась дверь.

Он снял пальто в передней и, очутившись в следующей комнате, с интересом начал осматриваться.

V