Доктор Мозг. Записки бредпринимателя

С той же сдержанностью и закрытостью в поведении, с полным отсутствием какой-либо позы. С тем же сочетанием склонностей к техническому изобретательству и к писательству.

– ?..

– Платонов с юности и писал, и изобретал-инженерил, затем полностью отдался литературе. Скиннер графоманил сызмальства. Еще совсем молодым издал книжку стихов, которую похвалил великий поэт Роберт Фрост. Вдохновленный высоким одобрением, юноша решил стать писателем, но муза внезапно забуксовала:

«Я бесцельно читал, строил модели кораблей, играл на рояле, слушал только что изобретенное радио, строчил юмористические заметки в местную газету, но больше ничего не писал и подумывал о визите к психиатру».

(Из автобиографии Скиннера).

– Желаемое возросло до степени невозможного?

– Парадоксальное состояние, гипермотивационный ступор, научно выражаясь. Не дойдя, на свое счастье, до психиатра, молодой человек принял здравое решение посвятить себя науке и поступил в Гарвард на психологию. Сделал блестящую академическую карьеру, но писательский зуд взял свое, и до конца жизни маститый ученый не уставал одаривать публику статьями (180 штук) и книгами (21).

Самым знаменитым произведением Скиннера, культовым бестселлером с миллионными тиражами, стал утопический роман «Уолден-2». Про общество, воспитывающее детей по бихевиористской науке: с многоуровневыми положительными поощрениями правильного поведения и отрицательными – неправильного.

– То есть, наказаниями?

– Важно уточнить: наказаниями, причиняющими боль, неприятности физические или психические, Скиннер, исходя из своих научных изысканий, призывал не пользоваться. Применять только дозированное лишение желаемого и приятного.

– Не бить, не ругать, но лишать конфет или кино?

– Да, правильно поощрять, правильно лишать поощрения, и все будет как надо: ни агрессии, ни суеты, ни зависти, ни неудачников.

– И все потому, что правильно контролируется жизнь детей?

– Да, и взрослых тоже.

– И кто же, по Скиннеру, должен так грамотно всех контролировать?

– Квалифицированные специалисты-ученые, общественные психологи-бихевиористы.

– А их кому контролировать?

– Вопрос «кому контролировать контролеров» Скиннеру публично задавали не раз. (См. с.336). Общественные психологи, отвечал он, должны контролировать себя и друг друга перекрестно, системно. Общество, утверждал он, обязательно, рано или поздно придет к научно-объективной, внеличностной системе самоконтроля и саморазвития.

– А где в такой тоталитарной системе место любви, совести, юмору, восхищению, вдохновению?

– Для Скиннера это все были только расплывчатые слова и раздутые мифы, как и пресловутая свобода. А тоталитарной он считал саму жизнь. В книге «По ту сторону свободы и достоинства» (1971) он с научных позиций, опираясь на собственные исследования, развенчал основу основ американского массового самосознания: гордую убежденность, что Соединенные Штаты – самая свободная в мире страна. Ни фига вы не свободны, граждане, и ни в чем не вольны, – уверял он (в моем вольном переводе на просторечный) , – вы просто не замечаете, не сознаете, что задействованы в системах выработанных рефлексов. Вы продукты социального научения, и думаете о себе так, как вам нравится, только потому, что это нужно кому-то. Вы запрограммированы, вы роботы – и иначе не может быть: свободы никакой не бывает.

– Американцам это, наверное, не очень понравилось?

– Ну еще бы. Свободная пресса, как по команде, кинулась облаивать корифея, обвинила его в фашизме, в коммунизме и прочих смертных грехах, но он остался невозмутимым и гнул свое. Он и себя не считал свободным ни в коей мере:

«Я не управлял своей жизнью. Я не устраивал ее.

Я никогда не принимал решений. Решения всегда возникали сами собой из складывающихся обстоятельств. Вот что такое жизнь».

(Из автобиографии Скиннера).

На закате дней, в телеинтервью, на вопрос: «Если бы вам пришлось выбирать – сжечь свои книги или своих детей – что или кого вы сожгли бы?» Скиннер без колебаний ответил: «Детей». И пояснил, почему: «Я полагаю, что мой интеллектуальный вклад в будущее человечества существеннее, чем вклад генетический».

– Брр. Хорошо, что я не его дочь.

– Пожалуй, и я бы поостерегся эдакого папаши.