Схватив, повезли в Баскал, далее в Шемаху, оттуда в Баку. Ну вот: все та же Баиловская тюрьма, откуда в давние времена он вызволил Кобу!
Кара Гейдар прикончил бы Мамед Эмина - что ему наримановский запрет? Помешал Сталин: арест совпал с его приездом в Баку (жил в спецвагоне на запасном пути, а у входа - часовой).
Через юного земляка, вертлявый такой и услужливый (заместитель председателя Азербайджанского ЧК, Берия его фамилия, Лаврентий), велел, чтобы срочно доставили к нему Мамед Эмина, вызволив из тюрьмы.
Мамед Эмин оброс, в рваной одежде... в сопровождении двух милиционеров повезли в фаэтоне в город, купили на деньги ЧК одежду, завели к парикмахеру, потом в баню и - на вокзал.
В спецвагоне ждал Сталин.
...Спустя час с лишним, устав ждать, тюремщик постучался в вагон.
- Что вам надо? - недовольно Сталин.
- Извините,- робко заметил,- арестант значится за мной, я его должен сдать начальнику тюрьмы.
Сталин взял предписание и начеркал на нем: Арестованного Мамед Эмина Расул-заде принял. Нарком Сталин.
Повёз в Москву, поручит в Наркомнаце заниматься восточной печатью, изданиями и прочее.
... При встрече в Москве с Нариманом Мамед Эмин не скажет ему, что и его, Наримана, имя названо в книге, которую сочинил, прячась от новых властей, и не в лестном ряду: де, формально правят нариманы, ставя лишь подписи под законами, а властвуют микояны из Центра. Что ж, история рассудит, кто был прав - Нариман или он. Убеждение Мамед Эмина, из какого источника? Однажды вознесенное знамя более не склонится.
Увидев в Москве Наримана, Мамед Эмин поначалу долго смеялся. - До смеху
ли?
- Ты прав,- вздохнул Мамед Эмин,- впору плакать.- И после паузы: - Я убегал от тебя, когда ты с Красной Армией шел в Баку, и чудо привело меня в Москву, а ты бежал от тех, с кем шел. И оба мы изгнанники: я изгнан тобой, а ты своими соратниками, такая вот комичная ситуация... - Фраза после хохота, чтобы отчетливо прозвучала, упрек или констатация. И еще: - Мы с тобой разными глазами смотрим на нашу нацию.- И, не дожидаясь встречного вопроса: - Ты смотришь извне, а я изнутри.
- Выстраданная формула, не рождена импровизацией, угадал?
- Я перебрал свою жизнь и жизнь тех, с кем свела меня судьба, когда скрывался от ищеек Кара Гейдара (и ты к этому причастен), в том числе и жизнь твою (и что сочинил трактат... - рукопись так и не доставят Мамед Эмину: черновик затеряется, беловик сгорит).
- И что же?
- Изволь, объясню. Я, как ты знаешь, родился в семье моллы, на Апшероне, в самой что ни па есть гуще тюркского народа, а ты - в краю грузинском, где, как любят хвастать, уживаются на пятачке площади церковь, мечеть и синагога, привык соотносить взгляды с мнением инонационального большинства, потом жил в Баку, единственно компактное время, столь продолжительное, когда находился в гуще собственного народа, впрочем, Баку город особый, пестрый, а потом - Одесса, Астрахань и Москва, и, после двух лет отсутствия, снова Москва.
- Спасибо, что пристально наблюдал за вехами моей биографии.
- Более того: ты даже не успел посетить края наибольшей мусульманской и тюркской наполненности, Иран и Турцию, хотя и много работал с персами и турками, даже, помнится, обменялся телеграммами с Мустафой Кемалем, которого, по моим сведениям, венчают Отцом турок, это имя, надеюсь, закрепится за ним, звучало б оригинально: Ататюрк.
Да, Нариман действительно обменялся телеграммами... как его назвал Мамед Эмин? с Ататюрком, нет, не телеграммой: послал письмо, в котором пожелал Мустафе Кемалю победы турецкому национальному движению и заверил, что мусульманские коммунисты приложат все усилия, чтобы помочь Турции в справедливой борьбе за независимость.
- ...Ты мне о Шахнаме Фирдоуси и его герое Сиявуше, а я тебе о Низами, все наши сюжеты оттуда.- Нариман пытался спорить.
- Все, да не все,- уклончиво ответил Мамед Эмин.- Но согласен: немало поучительного.