Доктор Павлыш

– Говорит Земля… Говорит Земля… – Затем раздался писк в такт мерцанию огонька, и в писке был какой-то непонятный смысл. Через минуту голос повторил: – Говорит Земля… Говорит Земля…

Олег потерял ощущение времени. Он ждал снова и снова, когда раздастся голос, которому он не мог ответить, но который связывал его с будущим, с тем моментом, когда он ответить сможет.

Его вернул к действительности звоночек наручных часов– их нашел в своей комнате Дик и отдал ему. Часы звенели каждые пятнадцать минут. Может, так было нужно.

Олег поднялся, ответил голосу Земли:

– До свидания.

И пошел к выходу из корабля, волоча кипу справочников, в которых не понимал ни единого слова. Дик с Марьяной уже ждали его внизу.

– Я за тобой собирался, – сказал Дик. – Ты что, хочешь здесь насовсем остаться?

– Я бы остался. Я слышал, как говорит Земля.

– Где? – воскликнула Марьяна.

– В радиоотсеке.

– Ты ей сказал, что мы здесь?

– Они не слышат. Это какой-то автомат. Ведь связь не работает. Разве ты забыла?

– А может, теперь заработала?

– Нет, но обязательно заработает.

– Ты это сделаешь?

– Вот книги. И я их выучу.

Дик скептически хмыкнул.

– Дик, Дикушка, – взмолилась Марьяна, – я только сбегаю туда и послушаю голос. Это быстро. Пойдем вместе, а?

– Кто все это будет тащить? – спросил ворчливо Дик. – Ты знаешь, сколько снега на перевале?

Он уже снова чувствовал себя главным. Из-за пояса у него торчала рукоять бластера. Но арбалет, разумеется, не бросил.

– Дотащим. – Олег бросил мешок на снег. – Пошли, Марьяшка, ты послушаешь голос. Тем более что я, конечно, забыл самое главное. В госпитале есть небольшой микроскоп?

– Да, даже не один.

– Ладно, – сказал Дик, – тогда я с вами.

Они втроем впряглись в сани и волокли их сначала вверх по крутому склону котловины, потом по плоскогорью, потом вниз. Шел снег, и идти было очень трудно. Но было не холодно. И было много еды. Пустые банки они не выкидывали.

На четвертый день, когда начали спускаться по ущелью, где тек ручей, они вдруг услышали знакомое блеяние.

Коза лежала под скальным навесом у самой воды.

– Она нас ждала! – закричала Марьяна.

Коза исхудала так, что казалось, вот-вот умрет. Три пушистых козленка возились у ее живота, стараясь добраться до сосков.

Марьяна быстро откинула покрывало на нартах и стала искать в мешках, чем накормить козу.

– Смотри не отрави ее, – предупредил Олег.

Коза показалась ему очень красивой. Он был рад ей. Почти как Марьяна. И даже Дик не сердился, он был справедливым человеком.

– Молодец, что от меня убежала, – похвалил он. – Я бы тебя наверняка убил. А теперь мы тебя запряжем.

Правда, запрячь козу не удалось. Она вопила так, что тряслись скалы, к тому же козлята тоже оказались крикливыми созданиями и переживали за мать.

Так и шли дальше: Дик с Олегом волокли нарты, Марьяна поддерживала их сзади, чтобы не опрокинулись, а последней шла коза с детенышами и канючила – ей вечно хотелось есть. Даже когда спустились к лесу, и там были грибы и корешки, она все равно требовала сгущенного молока, хотя так же, как и путешественники, не знала еще, что эта белая сладкая масса называется сгущенным молоком.

Часть вторая

ЗА ПЕРЕВАЛОМ

Глава первая

Оттепель затянулась на две недели.

Судя по календарю, весне наступать было рано, но все надеялись, что морозы больше не вернутся.

В поселке двойной календарь. Один– местный, он определяется сменой дней, приходом зимы и лета. Второй– земной, формальный. Как закон, которому никто не подчиняется.

Давно, почти девятнадцать лет назад по земному счету и шесть лет по местному, когда остатки тех, кто спасся после гибели «Полюса», достигли леса, Сергеев сделал первую зарубку на столбе, вбитом за крайней хижиной. Одна зарубка – земной день. Тридцать зарубок или тридцать одна – земной месяц.

Постепенно календарь превратился в целый лес столбов с зарубками. Над ними соорудили навес от дождя и снега. Зарубки были разные. Одни длинные, другие короткие. Возле некоторых дополнительные знаки. Знаки смерти и знаки рождения. Знаки эпидемии и знаки больших морозов.

Когда Олег был маленьким, эти столбы казались ему живыми и всезнающими. Они все помнили. Они помнили, что он плохо выучил географию или нагрубил матери. Как-то Марьяна призналась Олегу, что тоже боялась этих столбов. А Дик засмеялся и рассказал, что хотел срезать со столба плохую зарубку, но Старый поймал его и отчитал.

Календарь Сергеева был лживым. Все об этом знали. Он был лживым дважды. Во-первых, сутки здесь на два часа длиннее, чем на Земле. Во-вторых, таких суток в году больше тысячи. Короткое лето, длинная дождливая осень, четыреста дней зимы и холодная, тоже длинная весна. Вся эта тягучая арифметика и стала как бы водоразделом между старшими, пришедшими с корабля, и молодым поколением. Старшие делают вид, что верят столбам под навесом и отсчитывают земные годы. Младшие приняли местный год, как он есть. Иначе как разберешься, если осень – это год и зима – тоже год…