Доктор Самты Клаус

— Други мои! Братья и сестры! Родные и ничейные! Остановитесь! — и тут из кустов с другой стороны джунглей к болоту вышел здоровенный, полуголый афро…

(Хм! Если из Америки, то афроамериканец, если из Европы, то афроевропеец, а если из Африки?). Ладно, пусть будет так:

Из кустов с другой стороны джунглей к болоту вышел здоровенный, полуголый афроафриканец. (Бредово. Зато политкорректно).

Обе враждующие стороны так обалдели, что даже опустили посохи, каждый свой, разумеется. Причем не на головы друг друга, а рядом на землю.

— Междоусобицы не допущу! — продолжал вопить полуголый афроафриканец, и его слушали со вниманием. Оттого, что было интересно. И оттого, что в руке у миротворца был собственный нехилый посох, куда внушительней двух предыдущих.

Прошу прощения, но все время называть появившегося «вдруг!» у болота дюжего чернокожего молодца афроафриканцем забодаешься. Да и язык заплетается. С вашего позволения, как впрочем, и без оного, впредь он будет именоваться просто Аф-аф. Коротко и занятно.

Так вот. Аф-аф, вовремя встряв в чужую драку, не только не получил по балде, но и впрямь остановил грядущее кровопролитие.

— Ты кто такой будешь, приятель? — хором спросили Самты и Джин Икарус, с уважением посмотрев на суровый пастырский посох из австралийского эвкалипта.

— Я буду брат-сайентолог, — представился Аф-Аф, — но вы можете называть меня запросто. Святой отец. Тут неподалеку моя паства, — и Аф-аф указал в сторону с другой стороны джунглей.

Оттуда и впрямь вышли несколько разнообразных человек. Две ярко раскрашенные девицы развратного вида. Доходяга-араб в линялом халате и с пестрой «арафаткой» на голове. Последним шел грустного вида мужик в лаптях и онучах, и с бородой веником.

Самты первым делом заинтересовался девицами, особенно смугленькой беглой губернаторшей с острова Тимбукту, и уже ждал, что интерес его перейдет во что-то низменное и конкретное. Но ничего не произошло и никуда не перешло. Интерес пропал совсем. Тогда Самты не на шутку встревожился. Одно дело доставучая Кики, у которой кроме клея «Супер-момент» и глядеть-то не на что. И совсем другое — знойная женщина, мечта поэтов по обе стороны от экватора. Дело было явно неладно. Более того, вместо пропавшего интереса к знойным женщинам, у Самты спонтанно возникло острое желание лечить людей. Причем всех без исключения. Причем живых. Причем, не прибегая к вскрытию. Подозрительно, не то слово!

— Ба, кого я вижу! Знакомые все лица! — это неожиданно бросился Сэнд Муд навстречу грустному мужику с бородой веником.

— А разве вы знакомы? — с подозрением воскликнули одновременно святой отец Аф-аф и знойная губернаторша.

— Само собой. Это наш поселковый маляр Данила Марамоевич. Фамилия ему будет Фломастер. Он беглый крепостной с Медной горы. Пропил какую-то чашу у тамошней хозяйки-помещицы и ноги в руки. Иначе всыпали бы ему муравьев в штаны по первое число, — витиевато объяснил Сэнд Муд общественный статус Данилы Марамоевича. — Вообще-то он еще картины пишет с натуры и выжигает по дереву. Когда трезвый, разумеется. У него больная жена Фира Абрамовна и семеро детей в Сиднейском приюте для сирот.

— Какой еще маляр? Какая еще жена? — возмутилась знойная губернаторша. — Да разве стали бы я и Липа мараться о какого-то маляра, тем более с больной женой!

— А нам он наплел, что служил объездчиком диких мустангов в НАСА, — обижено проворковала девушка Липа и поджала губы. — Уж лучше я тогда пойду пятой женой к Селяму Алейкумовичу, чем такое дело.

Доходяга-араб авантажно подбоченился и лихо закрутил правый ус. Против пятой жены он явно не возражал. Сэнд Муд тем временем бочком подступил к знойной губернаторше:

— А вас как зовут?… Мисс Авас, я не к вам обращаюсь. Вы смотрите за своим доктором! — отмахнулся Сэнд от поспешно подбежавшей Кики.

— Анорексия-Розамунда, — прошептала насмерть сраженная губернаторша. — Но для вас просто Роза, — и знойная женщина протянула бывшему смотрителю последний надкусанный банан.

Еще секунда, и на Вездесущем болоте началось бы всепрощение, всеобщее братание и взаимное лобызание, даже у двух конкурирующих фирм: лечебной и похоронной. Но тут внезапно из третьей стороны джунглей на сцену вышло еще одно лицо. Которое не то, что бы никто не ждал. А только вышло оно мало сказать, некстати на свою голову.

Неопределенный трагический промежуток времени, связанный с появлением нежданного лица на все том же давно осточертевшем Вездесущем болоте.