Доктор Торн

Сев на коня, доктор Торн, как и следовало, поехал в Грешемсбери, но, честно говоря, почти не понимал ни куда направляется, ни что делает. Сэр Роджер намекнул, что жеребцу придется наверстать упущенное время дополнительной затратой сил на обратном пути, но привыкшему к галопу животному никогда еще не доводилось шагать так спокойно и вальяжно, как этим утром, а седок до такой степени погрузился в пучину запутанных мыслей, что даже забыл, что едет верхом.

Во-первых, та альтернатива, которую он предпочел представить сэру Роджеру как маловероятную – а именно скорая смерть и отца, и сына, – на самом деле глубоко его тревожила, оставаясь вполне реальной.

«Даю десять к одному, что это положение вашего завещания никогда не вступит в силу». Оптимистичные слова доктор Торн во многом адресовал самому себе, чтобы развеять тучу мрачных мыслей, а также из жалости к пациенту и отцу, но сейчас, обстоятельно обдумав состояние здоровья обоих мужчин, пришел к выводу, что шансы складываются иначе – точнее, в противоположном соотношении. Существовала реальная вероятность, что старший и младший Скатчерды соберутся в дальний путь в течение ближайших четырех лет. Один из них – старший – действительно отличался недюжинной силой и, если бы относился к себе разумно, смог бы активно прожить еще много-много лет. Но он сам заявил, причем более чем обоснованно, что разумное отношение выше его сил. Другой – младший – жил вопреки законам естества. Он не только обладал слабым здоровьем и крайне ограниченными физическими возможностями, так что трудно было поручиться за его жизнь, но и унаследовал пагубное пристрастие отца, с юных лет убивая себя алкоголем.

Итак, если все же оба Скатчерда скончаются в оговоренный период, то придется исполнить соответствующее положение завещания, и долг по исполнению ляжет на его, доктора Торна, плечи. Что же тогда делать? Как поступить? Ведь старшее дитя сестры сэра Роджера – это его собственная племянница, любимая девочка, гордость ума и сердца, путеводная звезда, единственный родной человек на белом свете, дорогая Мэри. Из всех земных обязательств, следом за главным долгом перед Господом и совестью, шел его долг перед ней. Так каких же действий потребует исполнение священного долга?

Мэри первой станет ожидать честного, справедливого и беспристрастного решения. Если бы сэр Роджер составил завещание, не раскрыв подробностей, то, по мнению доктора Торна, в экстренных обстоятельствах наследницей должна была стать Мэри. А стала бы или нет, решили бы юристы. Но сейчас все сложилось совершенно иначе. Богатый сумасбродный человек доверился ему. Так не станет ли передача наследства Мэри нарушением доверия, бесчестным поступком по отношению как к Скатчерду, так и к далекой американской семье, к мужу, который когда-то давно поступил благородно, и к его старшему ребенку? Не будет ли бесчестно по отношению ко всем сразу, если он, доктор Торн, позволит сэру Роджеру оставить завещание, по которому несметные богатства перейдут к скромной особе, в которой прежде никто не видел наследницу?

Решение созрело задолго до приезда в Грешемсбери. Точнее говоря, оформилось еще возле постели больного. Прийти к логичному заключению не составило труда. Куда сложнее оказалось найти достойный выход из бесчестья. Как уладить вопрос о наследстве, не ущемляя интересов племянницы и не доставляя огорчений себе – если это вообще возможно?

Потом нахлынули другие мысли. Доктор постоянно утверждал, во всяком случае в беседах с самим собой и с Мэри, что из всех порочных целей человеческого честолюбия злейшим искушением является достижение богатства ради богатства. В минуты и часы отвлеченного философствования дядя и племянница вместе пришли к таким идеям, осуществить которые на практике вряд ли удалось бы даже при крайней необходимости. Но если каждому в отдельности было бы трудно действовать за самого себя, то что же говорить о действии за другого! И вот испытание настигло дядю. Должен ли он в данном исключительном случае отвергнуть золотой шанс, доступный племяннице в том случае, если Скатчерд согласится сделать ее одной из своих наследниц?

«Но ведь сэр Роджер наверняка захочет, чтобы Мэри перебралась в Боксал-Хилл, к нему и его жене. Все деньги Банка Англии не стоят такого несчастья», – подумал доктор, медленно въезжая во двор своего дома.

По одному, только по одному пункту он принял твердое и бесповоротное решение: завтра же снова поедет к Скатчерду и откроет всю правду. Что бы ни случилось, а правда всегда надежнее любого, даже самого искусного вымысла. В благостном состоянии относительного умиротворения доктор Торн вошел в дом и нашел племянницу в гостиной в обществе Пейшенс Ориел.

– Мы с Мэри спорим, – доложила Пейшенс. – Она утверждает, что главный человек в деревне – это доктор, а я считаю, что, конечно, важнее священника никого нет.

– Всего лишь доказываю, что к доктору обращаются намного чаще, – возразила Мэри. – Тебя, дядя, снова вызывают в этот ужасный Силвербридж. Ну почему доктор Сенчери не может позаботиться о собственных пациентах?