Документы забытой памяти

– Вызвал нас секретарь ЦК Шелест и сказал: «Найдите виновных. Мне надоели эти аварии. Пора наказывать». Мы написали решение комиссии, в котором говорилось, что виноваты частично проектировщики, частично монтажники, немного строители, хотя я знал, что вина за конструкторами. Дело в том, что директор института взял на себя обязанности главного инженера проекта и гнал вовсю. Обелиск имел необычную форму в плане (звезду). Для такой формы нет стандартных коэффициентов для ветровой нагрузки. Нужно было продуть макет в аэродинамической трубе, но времени не было. Нам не хотелось сажать в тюрьму коллегу, которого подгоняли высокопоставленные кураторы.

Неприятности случались всегда, когда стройку начинал курировать ЦК. Так, например, во время строительства киноконцертного зала «Украина», когда ЦК начало курировать этот объект, покончил с собой директор института Гипрогражданпромстрой Нарыжный. Однако не все архитекторы реагировали на жандармский произвол начальства так остро. Однажды я встретился с Евгенией Александровной Маринченко, автором киноконцертного зала «Украина» вскоре после гибели Нарыжного. Это было в магазине «Сыр» на Крещатике.

– Рад вас видеть, Евгения Александровна, в отличной форме. Надеюсь на вас не отразились репрессии высокого начальства? – спросил я.

– Ну что вы! Я сейчас вам, Саша, расскажу, как все это происходило, – она говорила так громко и с таким энтузиазмом, что вокруг нас собрались все любители сыро-молочных изделий. – Когда впервые на планерку строительства «Украины» пришел инструктор ЦК, я вместе со всеми выслушала его крики, ругань и угрозы, а после планерки подошла к нему и попросила: «Станьте, пожалуйста, молодой человек сюда». Я указала место. «Это еще зачем?» «Я вас очень прошу стать сюда». «Зачем?» «Вас просит женщина, автор этого огромного проекта. Кроме того, я намного старше вас, так что будьте настолько любезны, выполните мою просьбу». И он стал. «А теперь посмотрите на мой профиль – отсюда он хорошо виден (а надобно сказать, что профиль у нее был очень выразительный, напоминающий древнеримские монеты). Вы хорошо его разглядели? Теперь вы, надеюсь, понимаете, как со мной следует беседовать? Где влезете, там и слезете. Понятно?» Он остолбенел. «Вы меня поняли?!» Молчание. «То-то!» С тех пор он со мной предпочитал не разговаривать, а если беседовал, то в заискивающих тонах.

Но вернемся к нержавеющей даме. Необычайное оживление царило в один из весенних дней 1981 года в коридорах Госстроя Украины – законодателя всех строительных деяний в республике. Наряду с клерками, мечущимися между кабинетами, можно было разглядеть совминовских референтов и кое-кого из руководства Союза художников. Большой Совет Госстроя, на который я привез свой проект, был отменен.

Я подошел к своему знакомому – известному скульптору А. Белостоцкому (тогда он был заместителем председателя Союза художников):

– Чем вызван этот ажиотаж?

– Понимаешь, какая неприятная история получилась, – сказал он, – принес черт одну начальственную даму из Москвы из Минкульта СССР. Осмотрела она нашу Родину-мать и говорит: «У меня есть два замечания: во-первых, почему у нее в руках щит с изображением герба Украины? Что, разве только Украина сражалась с немцами? И, во-вторых, мне непонятно, почему она так повернута. Раньше, когда устанавливали скульптуры Родины-матери, ей давали щит и меч и ставили лицом к врагам. Мечом она карала врагов, щитом защищала. Ваша Родина-мать, извините, направила и щит и меч в сторону Москвы. Как прикажете это понимать?» А теперь представляешь, – продолжал он, – как и когда можно будет исправить эти «мелкие» замечаньица. Времени осталось всего-ничего, 9 мая открытие. Ну со щитом еще куда ни шло, а что делать с фигурой?

Я подошел к знакомому сотруднику Госстроя и спросил:

– Что же будет с этим памятником?

– Сейчас инженеры прорабатывают возможность поворота фигуры на 10–15 градусов.

Звучало это как бред. Когда это сообщили начальственной даме, она была удивлена.

– Я ничего подобного не требовала. Я просто высказала свои соображения.

Позвольте, позвольте, это уже где-то было. При установке памятника Богдану Хмельницкому поступила жалоба в Священный Синод, что, дескать, богомольцы, направляющиеся к Софийскому Собору, будут видеть не алтарную стену, а заднюю часть лошади. Памятник повернули, так, что гетман стал показывать булавой на Москву вместо Польши.

Сама постановка железной 69-метровой фигуры между Лаврскими и Выдубецкими куполами была сомнительной идеей.

Возвращаясь из Госстроя, я вспомнил, как известный архитектор Андрей Буров, оказавшись во Флоренции с дамой-американкой на площади Уффици перед обнаженной скульптурой Давида Микельанджело, спросил ее, какое впечатление производит на нее эта скульптура. «Это настолько огромно, – ответила она, – что перестало быть неприличным». В нашем случае все было наоборот. Все понимали, что это настолько огромно, что перестало быть приличным по отношению к Лаврскому комплексу.