Документы забытой памяти

Следует отметить, что я так вольно вел с ним разговор, потому что знал, что ученый секретарь в этом вопросе был большим специалистом. В стремлении к дармовой выпивке он переплюнул бы любого ханыгу, в чем я убедился незадолго до этого, когда защищались два моих приятеля. Защита прошла хорошо, но дело было в мае, и все ученые мужи смылись на дачи. При голосовании оказалось, что для кворума не хватает одного голоса. Обзвонили отсутствующих членов Ученого совета, застали дома только товарища Г. Он заявил, что находится в отпуске и голосовать не будет. Выход из положения нашли с трудом, отправив нарочного к одному профессору на дачу.

На следующий день состоялся банкет в ресторане. К шести часам все гости и приглашенные члены Совета были на месте. Было произнесено немало тостов за успехи соискателей и здоровье руководителей. И вот к семи часам вечера, когда веселье было в разгаре, дверь в зал тихонько отворилась, и в нее бочком протиснулся наш ученый секретарь. Родственники соискателей поинтересовались у меня, кто это. «Это очень ученый секретарь Совета», – ответил я. Ничего не подозревавшие родичи усадили его за стол, налили штрафной фужер водки и потребовали произнести тост. Он встал и промямлил, что не мог отказать себе в удовольствии поздравить соискателей с удачной защитой («которая чуть не провалилась по вашей вине», – добавил кто-то за столом вполголоса). Я поинтересовался у приятеля, как у товарища Г. хватило совести прийти сюда, на что он мне ответил: «Он знает, что все равно я его не выгоню, так как диссертацию нужно будет отправить в ВАК с письмом за его подписью».

Я опять вернул нашу беседу в деловое русло.

– Мне нужен второй оппонент – медик, так как диссертация на стыке наук.

– И кого вы предлагаете?

– Наума Моисеевича Данцига из Москвы. Он блестящий гигиенист, доктор наук.

– Опять доктор! Дались вам эти доктора. Взяли хотя бы киевского. Например, Гончарук из мединститута – большой специалист.

– Да, но он большой специалист по фекалиям, у него диссертация была по уборным в сельской местности, а Данциг – большой специалист по свету и солнцу.

– Ну, тогда спасение утопающих, как вы знаете… В общем, гостиницу вашему москвичу обеспечивайте сами. Кстати, где вы собираетесь печатать автореферат?

– Я думал, вы мне поможете с типографией.

– Дело спасения…

– Ясно, – не выдержал я. – От имени утопающих спасибо за внимание.

Сроки печатания и рассылки реферата были катастрофически короткими, и я бросился на поиски типографии. Как и следовало ожидать, все они были перегружены. Наконец один мой приятель дал мне совет: «Что ты все рвешься в киевские типографии? Я, например, печатал свой реферат в Святошино, в маленькой типографии. У меня даже остался телефон зам. директора». Когда я позвонил по этому телефону, грубый мужской голос сказал мне: «Это не телефонный разговор. Берите автореферат и все, что положено для знакомства, и приезжайте». Следует отметить, что бутылка марочного коньяка очень смягчила наши взаимоотношения. Зам. директора сказал мне:

– Завтра я его залитую и отдам наборщику (тогда еще были наборщики). Приезжайте в понедельник с утра.

Вычитаете верстку и сразу будем печатать. Дальше со всеми договаривайтесь сами.

Я даже не ожидал такого темпа, и в понедельник, ровно в 9 утра, был в типографии. А в половине десятого появился молодой человек со следами бурно проведенного вечера, сказал, что гранки готовы, и я могу их вычитать. Он вручил мне мой реферат, напечатанный на серой оберточной бумаге, и предложил побыстрее читать, чтобы успеть выправить ошибки до того, как гастроном закроется на перерыв. Я читал в бешеном темпе. Молодой человек мне тоже помогал. Когда мы закончили, он мне сказал:

– Я сейчас иду править, а ты (у нас уже сложились душевные отношения), а ты пойдешь направо один квартал. Там гастроном. Бутылка «столичной» – 4 рубля 12 копеек, триста грамм «отдельной» на 63 копейки и батон на свое усмотрение. И чтоб одна нога тут, другая там.

Когда я успешно выполнил поручение, мой новый знакомый сообщил мне, что реферат правится, и тут же откупорил бутылку. Мой робкий отказ от участия в пиршестве был встречен бурей негодования. Оказывается, если бы здесь знали, что я такой сильно гордый, со мной никто дела бы не имел. Выпили, закусили. За это время прибыла верстка, и мой новый знакомый Анатолий сказал, что сам представит меня печатнику, но для серьезной беседы следует повторить. Я повторил.

Печатник тоже оказался серьезным парнем. Он сказал, что раз такие приятные люди, то он отложит печатание всех директивных документов («кому они на хрен нужны») и запустит мой реферат. Когда выпивка закончилась, печатник сказал мне, что в заказе 150 экземпляров, но, если мы еще захотим хорошо посидеть, и я это обеспечу, то он, конечно, может забыть выключить машину, и она тиснет 250 штук. Я обеспечил. Мы еще посидели, и я был представлен переплетчику, который тут же забеспокоился, что могут закрыть гастроном.