Долбящий клавиши

На следующий день я испытывал похмелье, но переживал его как что-то приятное, потому что чувствовал себя так легко, будто парил в воздухе, медленно и спокойно, как дирижабль. Или же я вставал пораньше и радовался тому, как мне становится все лучше и лучше. И мне становилось по-настоящему замечательно, когда после обеда я выпивал свое первое пиво.

Позже, в группе Feeling B, стало еще хуже. Когда я познакомился с вокалистом, тот уже страдал сильной алкогольной зависимостью, но, скорее всего, я не замечал этого, потому что не понимал, что я сам тоже слишком много пью. Уже на первой репетиции, в которой я участвовал, на столе возникла бутылка Timms Saurer. До того времени я не знал, что втроем можно выпить большую бутылку коньяка. Я до сих пор не могу вспомнить, как вернулся домой и что мои родители сказали на это. Должен признаться, что каждая репетиция была примерно такой: мы встречались, напивались, может быть, что-то играли вместе, но я не очень-то уверен в этом.

Наш вокалист нуждался в определенной суточной дозе, и у него были наилучшие отношения с официантами в квартале. Мы могли заходить в трактиры, которые, как правило, были уже заполнены народом или закрыты. После репетиции мы часто посещали гей-паб, потому что его посетители очень по-дружески принимали нас. Некоторые тогдашние посетители этого паба по сей день здороваются со мной, когда мы встречаемся на улице.

Так в течение многих лет мы репетировали и напивались. В результате, когда однажды я попытался вспомнить последний день, когда не употреблял алкоголь, мне это сделать не удалось. Как ни странно, за все это время я ни разу серьезно не болел и не боялся умереть. Я чувствовал себя молодым, сильным и бессмертным. Но потом я заработал инфекционный мононуклеоз, после чего не употреблял алкоголь в течение года, так как моя печень из-за болезни была в жалком состоянии.

Тогда я понял, насколько трудно давать концерт трезвым. Ведь я никогда не стоял на сцене трезвым, поэтому все это долгое время не знал, что следует делать. Каждое движение на сцене давалось мне с трудом, и я должен был буквально заставлять себя создавать впечатление, что я энергичен, полон мощи и бешенства. Но получалось быть только смешным, я будто отсутствовал на своем месте. На трезвый взгляд группа теряла свое обаяние. Ко всему прочему, я почти лишился круга своих знакомств. Всех приятелей я знал только из кабаков или с вечеринок, и теперь, непьющий, я почти не мог с ними общаться. Тогда еще не было безалкогольного пива, было «пиво для автолюбителей» AUBI – отвратительный напиток, который даже отдаленно не напоминал по вкусу пиво, но разливался, к счастью, только на автозаправках. В то время не было даже газировки. Временами появлялась сельтерская. Официанты выставляли на стол сельтерскую с брезгливым выражением лица. Ведь те, кто ее заказывал, в результате без толку занимали драгоценное место в пабе. Кофе в ресторанах не подавали, а совсем ничего не пить, естественно, было нельзя.

Во времена без алкоголя я начинал угасать, и мне было очень тяжело. И к противоположному полу я не мог приблизиться ни на миллиметр. Таким робким типам, как я, алкоголь оказывает большую помощь. Так что тогда я начал курить травку. Один мой друг-музыкант привозил с Запада гашиш, и мы встречались в его квартире, чтобы торжественно покурить наркотик. Это была самая запущенная квартира, какую я только видел на протяжении всей своей жизни. На кухонном полу всегда были развернуты газеты для мусора. Чтобы бросить туда новый мусор, он придавливал старый ногой, в результате чего пол постоянно становился выше. В его туалете жили несколько голубей, и я не решался туда заходить, потому что когда они испуганно хлопали крыльями, то перья и частицы помета разлетались по воздуху. А если вдобавок я был «под травкой», птицы казались мне совершенно чудовищными. Поэтому я справлял нужду на кухне, на грязную посуду, в раковину.

После того как мы что-то курили, мы экспериментировали с чувством обоняния, попеременно нюхая то горчицу, то парфюм. Потом мы пробовали, какой получится вкус, если смешать чай с кофе. Мы назвали это «чофе». А с помощью настольной лампы мы устраивали незамысловатый театр теней. В любом случае, мне все это казалось действительно увлекательным. Диван стоял на пианино, а его ножка висела в воздухе. Сверху был совершенно иной вид на комнату. Совсем как у шкипера на капитанском мостике. Когда мой друг начинал играть на пианино, я погружался в неведомый мне мир звуков. Я наблюдал, как рождается каждая нота, как она некоторое время живет, а потом умирает. Я видел, как удивительным образом звуки переплетаются в изменяющиеся формы и летят через комнату. Мне было очень хорошо и казалось, что это никогда не закончится. Потом мы вместе играли на фортепиано, или я на своем небольшом Casio совмещал это с плеером.