Долг

Скрип, разбегающийся во все стороны треск под колесами усиливался, наполняя собой кабину, сверля темя... Но и назад пути не было. Оставалось одно: довериться судьбе. Казалось, и старая машина понимала это. Она, бедная, точно ощущала всю зыбкость льда, всю бездонность пучины под ним и катилась, скользила неуверенно, на ощупь будто. С каждым новым протяжным, зловещим скрипом страх, казалось, все больше проникал и в ее железную душу, и все болты, железки, все сочленения в ее изработавшемся нутре тихо дребезжали, позвякивали тревожно. Человек и машина слились, стали единым в этом непрерывном тревожном ожидании — когда раздался тот роковой оглушительный треск и начало уходить, проваливаться под ними то, что казалось твердью... А лед, видно, и в самом деле прогибался под непосильной тяжестью, подавался под колесами, слабо пружинил, и машина, точно подбитая, двигалась рывками, заносясь и юзя колесами... «О, всевышний, всемилостивый, — шептали бессвязно твои губы, — не покидай... Не оставляй. — Ты лепетал эти жалкие слова, обращаясь к неведомому спасительному духу, что свойственно всем слабым существам на земле в момент гибельного страха... — О-о, тэнгри великий... боже!»

Что это такое?! Мотор вроде только что подвывал в покорном усердии, а теперь... неужто так и заглох он, захлебнулся в собственном вое? Ты прислушался. Сквозь треск и скрип льда отчетливо услышал глухие удары своего сердца и тогда в отчаянье нажал на газ. Мотор взревел. Ты вздрогнул. Отпустил педаль. Нет, старушка еще жива, еще боролась за жизнь, ползла вперед. Больше половины пути уже за спиной, и то место, где ты пешней опробовал лед, тоже вроде осталось позади. Пот заливал глаза. Мельком было подумал, что надо бы протереть их, но вцепившиеся в руль пальцы не разжимались, да и все мускулы твои напряглись и онемели в этом нескончаемом напряжении. Ты не решался дышать в полную грудь, будто это могло стать лишней тяжестью, нагрузкой на слабый лед. И вдруг что-то треснуло... Ты замер. Ногу, которой давил на газ, будто судорогой свело, а взгляд блуждал по льду. Каждая жилочка твоя натянулась до предела, до звона, а в ушах скрипел, звенел все разраставшийся над рекой стон потревоженного льда, будто кто-то там вдребезги бил и крошил стекла... Что-то подсказало тебе, что зловещий треск вот-вот повторится. Что ж, пусть! Пусть все тогда провалится к черту! Чем в страхе ждать с минуты на минуту неизбежную гибель, не лучше ли прямо сейчас кануть в этот омут небытия... Коли тебе суждено погибнуть именно сейчас, то какой смысл стремиться на тот берег? Пусть до конца торжествует злой рок, преследующий тебя неотступно. Если уж смерть позарилась на твою жизнь, то пусть же не тянет, не откладывает на потом, а сейчас же, не мешкая, в это же мгновение обрушит на тебя свое темное небо. Поделом тебе! И так твоя жизнь стала подобна лоскутку шкурки, изодранной псами, — хватит! И всем этим обязан ты прежде всего своему беспощадному жребию, собачьему характеру своему. Эта жизнь, куцая, как козий хвост, промелькнет и исчезнет, как только ты с этим проклятым рыдваном провалишься в ледяную пучину. И потому ничего тебе сейчас не жаль. Ибо во всех неладах виноват ты сам, только ты, ты, ты. Виноват твой собачий характер. Из-за него на твою долю выпадает всегда самая тяжелая участь, самые трудные испытания. Так оно получилось и теперь. Опять тот везунчик из «Раима» оказался дальновиднее тебя. Он знал, что лед подпорок под собой не имеет. Уж как только не стремился он первым дорваться до богатых затонов на том берегу, но ведь не рискнул, проявил благоразумие, точно опытная лиса, всегда ловко обходящая капканы с приманкой. Но бог с ним, с этим раимовским, он ведь из тех, кто из снега шубу сошьет... Но даже Кошен, сам из бедолаг, останавливал тебя. И разве не хватался за руль шофер? Выходит, они-то заведомо знали, что тебя ждет? И только ты один этого не знал. Неужто не знал? Знал... И все же подвела тебя дьявольская метка судьбы. Не случайно, стало быть, приснился Кок-Огуз. Какая может быть тут, к чертям, случайность, если ненасытный Сивый Вол выхлебал всю воду затонов вместе с несметной рыбой, отняв тем самым у тебя всю радость и смысл, все, что связывало тебя с этой жизнью... Должны же были бесконечные невезения, преследовавшие всю жизнь, подтолкнуть тебя когда-нибудь к самому краешку пропасти...