Долг чести

Бьянка спала, одетая в больничную рубашку и укрытая одеялом. Ее грудь мерно вздымалась, но лицо выглядело бледнее обычного. Присев на кресло, стоящее рядом, он накрыл рукой ту ее ладонь, в которой не было катетера, и принялся ждать.

Викензо не знал, что чувствовал по поводу того, что она может потерять ребенка. Да, ему нужен был наследник, но он даже не начал думать об этом ребенке, как о реально существующем человеке. Он часто клал руку на живот Бьянки, когда они ложились спать, но тот был абсолютно плоским, никак не выдавая ребенка, живущего в нем, а Викензо делал это скорее из желания почувствовать ее кожу, чем ощутить связь с плодом.

Должен ли он был бояться? Чувствовать себя несчастным и подавленным? Он не знал. Единственный страх, который он испытал, когда узнал о произошедшем — это что с Бьянкой что-то случится. Она стала для него приоритетом с недавних пор. Но, конечно, ей лучше об этом не знать. Женщины были слишком эмоциональны в том, что касалось беременности и детей. Если он мог пережить ее выкидыш легко, то вряд ли ее чувства будут такими же. Она ведь так воспротивилась мысли сделать аборт, несмотря на то, что забеременела от насильника.

Его маленькая святоша…

Викензо положил голову на край кровати, любуясь ее умиротворенным, во сне, лицом, и мысленно пообещал ей сделать все, чтобы отвести эту угрозу. Никакого стресса и проблем для его жены. Даже если, ради этого, ему придется на какое-то время перестать с ней видеться. Потому что, судя по всему, именно он доставлял Бьянке больше всего переживаний.

* * *

Бьянка проснулась, с облегчением понимая, что больше не чувствует боль в животе. Мысль о ребенке была первой, что ее посетила при пробуждении. Она открыла глаза, щурясь от света, пробивающегося в большое панорамное окно, и повернув голову, увидела, что Дон здесь. Он спал в кресле, положив голову на край ее койки.

Ее рука непроизвольно потянулась к его гладким волосам, но она отдернула ее прежде, чем смогла коснуться. Это была непроизвольный порыв, который удивил даже ее саму. От его присутствия стало спокойно, словно он придавал ей уверенности в том, что все будет хорошо, и он все уладит, что бы не случилось, но на самом деле, это даже в ее мыслях звучало абсурдно. Еще неделю назад она шарахалась от его прикосновений, а сегодня сама тянется? Бред.

— Доброе утро, — хриплым голосом протянул мужчина, поднимая голову и смотря на нее темными глазами без намека на сонливость.

— Привет, — отчего-то чувствуя смущение, прошептала она. — Вы не спали?

— Просто отдыхал, — сказал он, садясь прямо и одергивая рукава рубашки.

Судя по покрасневшим глазным яблокам, он бодрствовал всю ночь.

— Ты в порядке? Болит что-нибудь?

Бьянка покачала головой.

— Мне можно вставать? Нужно сходить в ванную.

Ей не нужно было смотреть в зеркало, чтобы понять, что она покраснела. Это было слишком неудобно — в открытую говорить о своих биологических потребностях, хотя из-за беременности она уже не могла, как раньше, долго терпеть и контролировать свой мочевой пузырь.

— Конечно, — он поднялся на ноги, откидывая в сторону ее одеяло и протягивая руку, чтобы помочь ей встать. — Я поговорил с врачом. Лучше придерживаться строгого постельного режима первую неделю, но в уборную тебе можно. Час назад заходила медсестра и убрала капельницу. Как только ты будешь готова, мы можем ехать домой.

Бьянка поднялась на ноги, опираясь на его руку, и сразу же почувствовала слабость в теле. К счастью, Викензо проводил ее до самой двери и даже зашел внутрь.

— Я сама. Выйдите, пожалуйста! — попросила она, вне себя от смущения.

— Ты уверена? Голова не кружится?

— Все в порядке. Я не упаду.

Смотря на нее с сомнением, он медленно отступил, выходя за порог и закрывая за собой дверь. Закончив со своими делами, Бьянка умылась и помыла зубы, увидев, что кто-то принес новые принадлежности для личной гигиены. Когда она вышла, Викензо ждал прямо за дверью. Он проводил ее к кровати и усадил, чуть ли не держа на руках, словно она была немощной старухой.

— Сейчас позову медсестру и она позаботится о тебе, — сказал муж, беря свой пиджак и выходя из палаты.

Бьянка чувствовала голод. Именно тот противный, сосущий вид голода, который временами заставлял ее идти на кухню в середине ночи, и, который она ненавидела. Медсестра запретила ей есть в ближайший час, дала какие-то таблетки и помогла одеться в платье, которое ей, по-видимому, привезли из дома, потому что ночью ее доставили в пижаме. Ее вывезли из больницы в кресле, как того требовали правила, но оказавшись на улице, она сразу попала в объятия Викензо, который с отсутствующим видом донес ее до машины и посадил в нее, садясь рядом.

— Дома нас уже ждет сиделка, — сказал он, пока они ехали. — Тебе все еще нужны уколы и нужно следить за тем, чтобы ты принимала лекарства в назначенное время и правильно питалась. Я позвонил твоей тете утром и она сказала, что приедет тебя навестить. Если хочешь, пригласи ее остаться, пока тебе не станет лучше.

— В смысле, пожить с нами? — не веря, переспросила Бьянка.