– Так я и подумала. Такую комбинацию только мой папаша мог провернуть. Он вас вдвоем на дело отправил?
– Втроем. С нами еще Митяй находился. Но он погиб.
– Вот как? – равнодушно отозвалась девушка. – Сутьпа, значит. Так себе человечишко был… Так как вы здесь очутились?
– Ирод хотел, чтобы мы отбили у «армейцев» «панацею». После твоего обмена.
– Получилось?
– Нет. Так и обмена не получилось.
– Ну да, ну да… Действительно, не получилось… А ты знаешь, где «панацея»?
– Нет. Я надеялся, что ты знаешь…
Мара промолчала.
– Если «панацея» пропала, то это плохо, – сказал Тимур. – Очень плохо.
– Почему?
– Потому что твой отец очень разозлится на нас. А он… – Тимур споткнулся на полуслове, подбирая выражение помягче. – Суровый он человек, твой отец.
– Ну да, ну да… Даже жестокий, чего уж тут… – Мара искоса взглянула на собеседника. – А что ты вообще собираешься делать?
– В каком смысле «вообще»?
– Ну по жизни. Вот попал ты в нашу Зону. А дальше что?
– Не знаю. Не думал еще, не до того. А у тебя есть предложения?
– Не то чтобы предложения… Но варианты можно прикинуть. Тяжело тут, в Зоне, и скучно. Малюсенькая территория, и вся – как минное поле. Ад в десятой степени, короче. А вокруг такой интересный мир. Не хочется посмотреть?
– Может, и хочется. – Тимур вздохнул. – Я ведь, считай, ничего и не видел. Да только нельзя мне пока никуда соваться.
– Это почему?
– Как почему? А-а, ты, наверное, не знаешь…
– Чего не знаю? Тимур, не говори загадками.
– Да вот же. – Он инстинктивно потянулся рукой к шее. – Тут такое дело. Ваш Кащей нам какие-то чипы в шею запихнул. Вживил, он сказал. Мне и Вовану. Там таймер установлен, если его не отключить, то мы от яда умрем.
– Когда? – с придыханием спросила Мара. Глаза у нее округлились.
– Срок у нас до полуночи завтрашнего дня. Так Ирод сказал. Поэтому некуда мне деваться. Надо в Логово возвращаться, иначе сдохну от яда.
– Ни фига себе, – пробормотала Мара. – Вот изверги!
Она поняла, что едва очень сильно не вляпалась. Почти как в старом анекдоте: Штирлиц понял, что находился на грани провала. Она-то думала, что Тимур и примкнувший к нему мутант с удовольствием воспримут ее предложение о вольной жизни. Кто же отказывается от свободы?
Но на деле все оказалось куда сложнее. И если бы она успела раскрыть Тимуру свои грандиозные планы, то кто знает, как бы тот в итоге отреагировал? Отцу, возможно, и не сказал бы, но…
«По-любому получается, что делать ставку на Тимура нельзя, – подумала девушка. – Как минимум до того момента, пока он не избавится от своего чипа. Только вот избавится ли он от чипа вообще?.. Ну и Кащей, ну и змей. Чего только не изобретет, гоблин. А отец… Что – отец? Никто не знает, чего у него в мозгу творится. Не зря же его Иродом прозвали. Вот уж дал бог папашу. Впрочем, какой бог? Дьявол, не иначе».
Мара никогда не любила отца. Разве что в раннем детстве, но те воспоминания уже стерлись из памяти. А так, скорее, побаивалась. Он был строгим, мало общался с дочерью, хотя часто делал подарки. Но она отдавала должное отцу за то, что он выкрал ее из психиатрической лечебницы.
О том времени она вспоминала с душевным содроганием. Уж лучше Зона, чем психушка с тюремными решетками на окнах, ежедневными муторными беседами с врачами, уколами и процедурами, стонами и криками пациентов за стенами… Некоторых больных регулярно избивали. К ней – как к дочери «богатеньких буратин» – относились гуманно, насколько это вообще возможно в рамках принудительного лечения. Но что такое физические страдания по сравнению с душевными муками?
Отец к тому времени сидел в тюрьме. Мать ее навещала, но не сказать чтобы особо часто. Она тогда вышла замуж за Ланского, вскоре забеременела, потом родила сына… В редкие часы просветления Марусе казалось, что она никому не нужна со своими проблемами. В том числе и матери.
В психушке, постоянно ощущая себя затравленным зверьком, девочка провела около двух лет. А все потому, что пырнула ножом домашнего учителя. За что именно пырнула, она не помнила. Она вообще многое забыла из своей, в общем-то, не такой уж длинной жизни. Сказывалось многолетнее лечение психотропными препаратами. В Зоне она перестала их употреблять совсем. И за это тоже следовало благодарить отца.
Другое дело, что она выросла, изменилась и хотела, чтобы изменилась ее жизнь. А вот отец этого не понимал. Хорошо хоть, что не держал постоянно взаперти.
– Этому вашему знахарю я бы точно шею сломал, – сказал Тимур.
О том, чего бы ему хотелось сломать Ироду, он деликатно умолчал – дочь все же, еще заложит папаше, а атаман злопамятный, это ежу понятно.
– Да, Кащей сволочной, – согласилась Мара. – А ты, конечно, влип. Но я попробую за тебя словечко замолвить перед отцом. Ты ведь меня спас.
– Тебя спас не я, а Вован.
– Не вижу особой разницы. Это ты его послал, насколько я понимаю. Сам по себе он лишь исполнитель. Мутант – он и есть мутант.