Долгая ночь

– Навсегда? – медленно повторил папа, как будто я сказала ругательство. Некоторое время он смотрел в окно, а затем сел, глядя перед собой. – Эта плантация, рабочая ферма, предприятие, которое приносит доход, бизнес. Знаешь, что все это значит, Лилиан? Это означает, что с одной стороны у тебя расходы и траты, а с другой – доход, смотри, – сказал он, тыкая своим длинным пальцем в бумаги. – И потом ты время от времени вычитаешь из дохода расходы и видишь, что у тебя остается, а чего – нет. У нас нет и четверти того, что мы имели год назад в это время, даже четверти! – закричал он и его увеличившиеся от гнева глаза смотрели так, будто я в этом виновата.

– Но, папа, Генри…

– Генри – такой же наемный рабочий, как и все здесь, и так же как и все здесь, он должен тащить свое бремя или уходить. Дело в том, – уже более спокойно сказал папа, – что время Генри уже давно прошло, время, когда он был в расцвете сил. Его давно надо было отправить на отдых куда-нибудь на заднее крыльцо, где он, покуривая, вспоминал бы свою молодость, – сказал папа, и мне показалось, что в его голосе появились тоскливые нотки. – Я держал его так долго, как только мог себе позволить, но даже его мизерную заработную плату мне приходится выплачивать ему из последних денег, а я не могу сегодня терять даже пенни.

– Но Генри справлялся со своей работой. Так было всегда.

– Я нанял молодого мужчину, который тоже справляется с этой работой, и хотя он стоит мне больше, это того заслуживает. И, наконец, мне финансово не выгодно оставлять Генри, который просто ходит по пятам за Чарлзом или стоит за его спиной, когда тот выполняет какую-нибудь работу. Ты достаточно умна, чтобы понять это, Лилиан. А кроме того, ничто так не угнетает человека, как чувство бесполезности. И с этим Генри будет встречаться каждый день, пока он в Мидоуз. Итак, – выпрямляясь, сказал папа, довольный своими логическими выкладками, – другими словами я оказываю ему большую услугу тем, что позволяю уйти.

– Но куда же он пойдет, папа?

– О, у него есть родственники в Ричмонде, – сказал папа.

– Генри не похож на горожанина, – пробормотала я.

– Лилиан, я не могу заботиться сейчас и об этом. Мидоуз – вот моя забота на сегодня. А теперь уходи отсюда и занимайся тем, чем ты всегда занимаешься в это время дня, – сказал он, жестом отпуская меня, а потом снова склонилась над своими бумагами. Я постояла еще немного и затем медленно вышла.

Несмотря на то, что на улице светило яркое солнце, настроение у меня было мрачным, я снова пошла к Генри. Он уже упаковал свои вещи и прощался с рабочими, которых еще не уволили. Я смотрела на все это и ждала. Потом Генри забросил свои пожитки на плечо, взял свой старый саквояж и двинулся по дорожке навстречу мне. Увидев меня, он остановился и поставил саквояж на землю.

– Ну, мисс Лилиан, – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Прекрасный денек для продолжительной прогулки, не так ли?

– Генри, – всхлипнула я. – Мне очень жаль, но я не смогла изменить папиного решения.

– Я не хочу, чтобы вы даже немного беспокоились по этому поводу, мисс Лилиан. Со стариной Генри все будет в порядке.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, Генри, – простонала я.

– Ну, ну, мисс Лилиан. Я и не считаю, что я уезжаю. Я не могу оставить Мидоуз за спиной, я уношу Мидоуз с собой, вот здесь, – сказал он, прижимая руку к сердцу. – А здесь, – он указал на свою голову, – все мои воспоминания – это Мидоуз, то время, которое я провел в нем. Большинство людей, которых я знаю, уже ушли. Надеюсь, что в лучший мир, – добавил он. – Иногда трудно оказаться единственным, оставшимся, на этом свете. – Но я рад, что прожил здесь так долго, и увидел, как ты выросла. Ты – прекрасная девушка, мисс Лилиан. Ты будешь для кого-то чудесной женой и у тебя когда-нибудь будет своя собственная плантация или что-нибудь также же большое и достойное.

– Если так будет, Генри, ты переедешь ко мне? – спросила я, вытирая слезы.

– Обязательно, мисс Лилиан. Вам не придется просить меня дважды. Ну, – сказал он, протягивая руку, – берегите себя и вспоминайте иногда старину Генри.

Я посмотрела на его руку, а потом шагнула вперед и обняла его. Это его очень удивило, и он застыл на мгновение, пока я стояла вцепившись в него, вцепившись во все хорошее и дорогое, что было в Мидоуз, вцепившись в воспоминание моей юности, в те теплые летние дни и вечера, в звуки губной гармошки в ночи, в мудрые изречения Генри, в воспоминание о том, как Генри суетился, чтобы помочь Евгении и мне, или как он отвозил меня в школу. Я вцепилась в эти песни, в эти слова, в эти улыбки и надежду.

– Мне надо идти, мисс Лилиан, – прошептал он. Его глаза блестели от непролившихся слез. Он поднял свой потрепанный саквояж и продолжил свой путь. Я пошла рядом.

– Ты напишешь мне, Генри? Дашь мне знать, где ты?

– Конечно, мисс Лилиан. Я нацарапаю пару весточек.

– Папе следовало бы попросить Чарлза, чтобы тот отвез тебя, – сказала я, не отставая от Генри.