Долгая помолвка

Он говорил долго, с паузами, казавшимися ей пыткой. Временами вставал, чтобы покружить по террасе, засунув руки в карманы, и так много курил, что окурки заполнили всю пепельницу. Наступил вечер. На террасе и в саду зажгли лампы. В какой-то момент Бенедикта принесла ему омлет, холодное мясо и фрукты, поставив все это на стол из ивового дерева. Они с Сильвеном уже поужинали [у французов слово «обед» заменяет слово «ужин», которое употребляется крайне редко], как она любит говорить и как выражаются на острове Олерон. Селестен Пу съел все практически один. Бенедикта находит, что этот господин отлично воспитан.

Вот он перед ней: курчавые светлые волосы, глаза, похожие на глаза фарфорового Артюра, первой куклы, которая была у нее, когда ей исполнилось четыре года, и, как это ни странно, удивительно смахивает на этого Артюра. Он плотного сложения, с сильными руками и с лицом простодушного ребенка. От его улыбки можно растаять. Но ему не до улыбок, по ее вине он снова оказался на войне.

Ей хочется задать ему кучу вопросов, но она отказывается это делать. Только говорит, что оставляет его ночевать. Спрашивает, торопится ли он. Тот отвечает — нет, он много разъезжает, у него нет никаких обязательств, за исключением куста дрока, который он вырыл по дороге и который хорошо бы поскорее посадить. Он хотел сделать это на Олероне, в саду друга детства, но, по правде говоря, на его острове нет недостатка в дроках. Матильда указывает ему на участок сада, где Сильвен никак не может решить, что бы посадить такое, что соответствует лиловым мыслям. Селестен-Артюр жестом молча показывает, что, если ей так хочется, ему без разницы, тут или еще где, он никогда не противоречит.

Говорит еще, что не хочет их беспокоить, не надо отводить ему комнату, у него на мотоцикле есть все необходимое, ночи теплые, он прекрасно выспится в лесу между озером и океаном. Но дело в том, что Матильда-то очень любит противоречить.

Утром, записывая рассказ Селестена Пу, Матильда с огорчением слышит треск отъезжающего мотоцикла и начинает в ярости трясти колокольчик. Прибежавшая Бенедикта только пожимает плечами: ее старшему матросу не терпелось опробовать мотоцикл, гость охотно снял с него снаряжение путешественника-бродяги, и они вместе поехали покататься. По треску этой машины ясно, что перед ними изобретение дьявола, делающее более ста километров в час. Они уже посадили в саду куст дрока и так спешили ускакать, что побросали весь инвентарь. Матильда говорит: «В хорошенький переплет мы попали».

Позднее, лежа на массажном столе, она слышит, что мужчины вернулись и шумно поздравляют друг друга. Похоже Сильвен все время был за рулем, машина очень ходкая. Матильда думает, что они могли бы стать добрыми друзьями, если бы она попросила Селестена остаться тут на некоторое время. И при одной только этой мысли закрывает глаза.

Теперь три раза в неделю массировать ее приезжает специалист из санатория, здоровенный мужчина в очках, господин Мишло. Прежний, тренер Жорж Корню, сбежал три года назад с женой фармацевта из Дакса и женой рыбака из Кап-Бретона, к счастью, обе они были бездетными сводными сестрами по отцу, что лишало это событие определенной доли драматизма. Как говорит Бенедикта, «такие вещи случаются».

Отпустив господина Мишло, Матильда ложится загорать на террасе с видом на озеро. Она просит Сильвена принести ей шкатулку из красного дерева, откуда достает лишь письмо с признаниями Элоди Горд и прячет его. Остальные лежат там в хронологическом порядке, чтобы Селестену Пу было проще во всем разобраться.

Как и накануне, он сидит напротив нее, но стол тут квадратный из светлого полированного дерева, и теперь уже ест Матильда, наблюдая, как он читает рассказ о своей первой встрече с Даниелем Эсперанцей. Он не делает никаких замечаний до конца чтения, но по его лицу Матильда видит, как всплывают в памяти забытые подробности и как они его печалят.

Помрачнев, он говорит: «Странное чувство испытываешь, читая его рассказ, но все было именно так. Жаль, что я не понял тогда, какой славный человек этот сержант Эсперанца».

И подтверждает, что именно капрал Горд обменял свои башмаки и краги на немецкие сапоги Эскимоса. Оказалось, что они дружили в другом полку и там побратались. Капрал Горд страшно расстроился, узнав о несчастьях, выпавших на долю его друга. Ночью он даже порывался разрезать колючую проволоку, чтобы присоединиться к нему, но вмешался лейтенант Эстранжен, очень на него рассердившийся.

Он подтверждает и то, что отдал левую перчатку тому из осужденных, у которого не было одной руки, Манешу.

Но он не дает Матильде возможности расчувствоваться. И тотчас добавляет, что именно ему капитан Фавурье поручил отнести свое письмо вахмистру и, коли Эсперанца получил его спустя месяц в Вогезах, значит, армейская почта была не такой уж бездарной, как другие службы, включая генштаб.