Долгий полет (сборник)

– Знаешь, дай мне его телефон в Чикаго, – решил вдруг Борис. – Прилечу домой и позвоню. Скажу, чтобы спешил делать добро. Пока мать с отцом живы. Сколько внимания мы родителям ни уделяем, все равно это лишь малая толика той заботы и любви, что получили от них. Когда они уходят, начинаешь понимать – не додал, не додал… Вон у Моисея в десяти заповедях не сказано о том, что надо любить братьев и сестер своих. Не сказано даже, что надо любить детей своих. Понятно, что любить надо, да все-таки не сказано. А вот о родителях сказано: «Почитай отца твоего и матерь твою». Ведь это – самое святое.

Борис потянулся к бутылке с коньяком, молча налил в рюмки себе, Ромке, Соне. Потом негромко спросил у нее:

– Можно я и Лене капну в рюмку – одну каплю только? У меня тост есть.

Соня согласно кивнула.

– Ребята дорогие, Леня, Рома, Соня, давайте выпьем за светлую память наших родителей. Я – человек неверующий. Да вот откроюсь вам – каждое утро начинаю с молитвы. Она коротенькая: «Папочка, мамочка, да снизойдет на меня ваша благодать». Если они где-то есть, как же дорого им, что не забыты. Да и мне прямая польза – если они где-то есть, уж точно замолвят там словечко за меня… Давайте же выпьем за ушедших отцов, матерей наших. За их светлую память. Не чокаясь.

14

Крупная дрожь, сотрясавшая тело «Аэробуса», кончилась так же внезапно, как и началась. Видимо, зона завихрения осталась позади. Борис облегченно повернулся в кресле набок, поправил поудобнее маленькую подушку под головой. И сразу заснул.

Спал он крепко, но, вроде бы, недолго. Сперва сквозь сон раздался какой-то одиночный взвизг, потом несколько разноголосых криков. Приснилось – дремотно, не открывая глаз, подумал Борис. Это, наверное, мальчишки визжат, прыгая с мостков в холодную Уводь… Но затем послышались еще крики, топот ног вдоль прохода. Борис недовольно разлепил глаза.

Еще не совсем проснувшись, он увидел перед собой бабушку с внучкой на руках. Вскочив с кресла, бабушка поверх очков смотрела с ужасом в сторону пассажира в кресле 30-С. Борис повернул глаза – полуседой, коротко стриженный затылок вяло откинулся на спинку кресла, массивная шея… И поперек нее, с левой стороны, что видна Борису, – кровавая рана с широко разошедшимися краями! Борис бросил взгляд на девочку. Пятна крови покрывали ее лицо и воротник платьица. Видимо, рана на шее пассажира была глубокой, из сонной артерии кровь фонтаном ударила наружу… Зажмурившись от страха, девочка молча прижималась к бабушке. А та, раскрыв рот, почти неслышно кричала. Ей вторили некоторые пассажиры из соседних рядов.

Места рядом с Борисом, где раньше сидела парочка ортодоксов, пусты. Девицы в белом платочке не видно. А парень в кипе – вот он, бегает вдоль прохода, орет что-то угрожающее. В одной руке – покрытый кровью нож, в другой – тяжелый пистолет. Какой-то мрачный тип, тоже с ножом в руке, возвышается в проходе с другой стороны. «Может, это мне снится? – подумал Борис. – Прямо чертовщина какая-то».

Из салона бизнес-класса выскочили, часто переступая туфельками на высоких каблуках, две испуганные стюардессы. За ними – толстяк с тонкими усиками, тоже в форме «Люфтганзы», которого Борис уже видел раньше. Толстяк грубо подталкивал стюардесс – в направлении хвостовой части «Аэробуса». Там, в буфетной комнате, сбились в кучу остальные члены экипажа. «Аллах акбар!» – заорал толстяк, размахивая ножом. «Аллах акбар!» – отозвались парень в кипе и мрачный тип из прохода с другой стороны.

В салоне раздался громкий щелчок – включились динамики. Женский голос внятно, хотя и с акцентом, объявил по-английски: «Внимание… Самолет захвачен воинами `Исламского освобождения'. Всем оставаться на местах. Каждый, кто покинет свое кресло, будет убит без промедления – наша рука не дрогнет! А если потребуется, то мы взорвем самолет!» Бабушка торопливо посадила внучку на ее место и села сама.

Толстяк с тонкими усиками подошел к парню в кипе, сказал что-то. Парень отдал ему пистолет. Потом с ножом в руке приблизился к Борису и потянул за воротник куртки.

– Вставай, собака неверная!

Подымаясь с кресла, Борис вдруг сообразил – парень произнес это по-русски!

– Я-то думал, что ты – израильский ортодокс, – сказал Борис, стараясь улыбнуться как можно дружелюбнее. – А ты, выходит, «свой», из России.

– Я не «свой» – я чеченский воин Аллаха! – заорал парень.

– А кипу тогда зачем носишь?

– Какую кипу?

Вспомнив, парень протянул руку к макушке, с отвращением сорвал кипу, бросил ее вместе с защепкой на пол.

– Маскировка такая была… Вперед, собака неверная! – парень подтолкнул Бориса вдоль прохода.

Пассажиры бизнес-класса и первого класса сидели, испуганно вжавшись в кресла. Недалеко от входа в кабину пилотов стоял с ножом в руке еще один «воин Аллаха», чернокожий. «Интересный у них состав, – подумал Борис. – Чеченец – из России. Толстяк с усиками – араб вроде бы. Теперь вот этот чернокожий. Настоящий Террористический интернационал. Отморозки всех стран, соединяйтесь…»