Долгий путь домой

– Завалим каждого, кто дернется! – крикнул Клычов. – Тащите канистры!

Братки выдернули из автобуса канистры, побежали с ними к церкви.

– Вот этого, – Клычов указал на Грима, – в машину. Пока не трогайте, он живой нужен!

Клычов посмотрел на Грима и осклабился. Пятеро побежали с канистрами к стройке. Трое кинулись к Гриму. Баро остановил их, тремя выстрелами прямо под ноги.

– В магазине еще два! Картечь. Порву на куски!

Братки замерли в нелепых позах, раскинули ладони.

– Всё, братан, всё, стоим!

– Грим, беги отсюда! – крикнул Баро. Грим огляделся – куда рвануть. Клычов выстрелил ему в спину. Грим схватился за плечо, пьяно шатнулся в сторону и упал. Клычов начал целиться в Баро. Мужики открыли пальбу по машинам, браткам и канистрам. Дробь выбила пистолет из руки Клычова, он взвыл, прижимая простреленную руку к груди, полез в автобус. Братки, лёжа, прикрываясь канистрами с бензином, начали стрелять куда ни попадя. Узбеки кинули гранаты и попадали на землю. Две закатились под «Ауди». Джип подбросило и завалило набок. Отец Павел, седовласый, в черной рясе, стоял посреди этой баталии и творил молитву. Вдруг он, не выпуская икону из рук, повалился навзничь… От леса к ним мчался Митяй, пригнувшись головой к рулю. Заложив крутой вираж, он соскочил с мотоцикла, выхватил из-за спины автомат, заорал:

– А-а-а, бля-а-а! – и с пояса, чуть присев, ударил длинной очередью прямо над головами братков. – А ну в машину, волки позорные!

Фраера дернулись было вставать, бежать к автобусу. Но тут из-за спин мужиков вырвались бабы… Били страшно – наотмашь, будто рубили дрова, старались попасть по голове. И при этом выли и смеялись. Верка вытащила из автобуса Клычова, лупила его коромыслом поперек спины и при каждом попадании удивлялась – коромысло пружинисто отскакивало с загадочным звуком «Бом-м!».

Митяй дал еще одну очередь.

– Все в автобус! Считаю до трех. Раз, два…

Избитые бабами, с окровавленными лицами, братки, пихая друг друга, полезли в автобус. Втащили за собой Клычова. Стало пронзительно тихо, слышны было только два звука – булькала простреленная канистра, и в небе пел жаворонок.

Автобус уносился, не разбирая дороги. Позади него, на расстоянии, тарахтел на своем мотоцикле Митяй. Когда ему казалось, что братки имеют намерение остановиться, он притормаживал и давал короткую очередь. Автобус опять убыстрял ход. Митяй гнал их, как пастух норовистую корову, кнутом Калашникова.

У Баро в джипе нашлась аптечка. Бабы, как могли, перебинтовали плечо Гриму, из руки узбека плоскогубцами вытащили осколок, залили рану йодом и залепили пластырем. Баро, закатав штанину, выковыривал из ноги дробины. Мрачно ругался на мужиков.

– Это чья работа? Это ты, Семен! Или ты, Гордей? Ну не придурки, а?

– Дробь она ж веером идет, вот так вот, – Семен показал, как дробь идет веером. – А ты поддез под самые стволы, вот и зацепило. Ну чо ты, маленько же!

Недвижимым был только отец Павел. Он лежал с закрытыми глазами, дышал как-то осторожно, всхлипывая, и тихонько охал. Баба Лиза стояла перед ним на коленях, жалостливо спрашивала:

– Что, батюшка? Ну что с тобой, скажи!

Губы отца Павла зашевелились. Баба Лиза приникла к ним ухом.

– Он спрашивает, икона где? Ну-ка, поглядите там…

Нашли, принесли икону. Лик Христов был прострелен.

– Набери Митяя! – велел Баро. Гордик набрал номер, протянул трубку Баро.

– Митяй, ну как, проводил? Добро. Ты давай вот что, нас тут слегка постреляли, ты хирурга быстренько подгони. Скажи ему, что, мол, коллективная производственная травма. И вот еще что. Камаз нужен…

Узбеки выволокли из палатки кровати на солнышко, уложили отца Павла, Грима. Скоро подъехали «Камаз» и «неотложка». Врач и медсестра кинулись к раненым. Из кузова спрыгнули напарники Митяя. Хирург склонился над отцом Павлом, раздвинул ему веки – подивился, батюшка зыркнул на него острым взглядом. Послушал пульс, расстегнул рясу, раздвинул ворот нательной рубашки и вовсе изумился.

– Ну, дела-а!

Пуля, пробив на иконе лик Христовый, угодила в старинный медный – еще кованый – нательный крест батюшки и застряла в нём. На грудине отца Павла расплывался, багровел отёчный синяк. Хирург осторожно вынул из раны крест с пулей в обнимку.

– Батюшку заберу с собой. Рентген грудной клетки нужен, ребра посмотреть. Дай Бог, чтобы компрессионным ушибом обошлось.

По команде медсестры узбеки приподняли батюшку, она сноровисто сделала ему фиксирующую повязку грудины. Отца Павла уложили на носилки и унесли в машину.

Сестра сделала всем необходимые уколы. Обработав огнестрельные ранения, хирург спросил:

– Что ж вы так… технику безопасности нарушаете?

Грим изобразил виноватого, закивал.

– Да-а, организация труда у нас на низком уровне. Вы уж нас полечите, пожалуйста. По месту жительства…

– Ладно, полечу. Только вы помалкивайте. Если прознают, что я левые огнестрелы лечу, – мне конец.

– А что, бывают правые огнестрелы? – спросил Грим. Хирург подумал и засмеялся.

– Руку согнуть в локте можешь?

Грим, морщась от боли, согнул и даже показал известный итальянский жест. Хирург удовлетворенно кивнул.

– А фигу можешь сделать?