Долгий путь домой

– Прочитал, Кузякин? – спросил Грим. – Ну, что скажешь?

– И слава Богу, что их постреляли! – внезапно радостно сказал Кузякин и начал толкать с чердака лестницу. Уже спускаясь, добавил: – Они же фактически кровь народную пили. А народ-то кто? Вот мы и есть народ.

Деревенские опешили от такой резкой перемены, случившейся с Сексотом.

– Быстро переобулся! – заметил Михалыч, изучающе глядя на Кузякина. И спросил: – Так ты, человек с ружьем, лядовский будешь? Ну-ка, дай! – Михалыч вырвал двустволку из рук Сексота, переломил стволы.

– Смотри! – показал Гриму. В стволах были патроны.

– Где ваши документы на проданную землю? – спросил деревенских Грим. Из толпы в первый ряд вывернулась Трындычиха.

– У него! У Сексота бумаги наши!

– Не понял, – удивился Грим.

– А он нам сказал, на хранении у него будут. – Трындычиха замахнулась на Кузякина. – Мы ему по пятьдесят рублей в месяц платим.

У Грима вытянулось лицо.

– За что?!

– Ну за хранение это! Он сказал, кто не будет платить, у того документ потеряется.

Грим, прищурившись, долго смотрел на Кузякина, которому было страшно от этого взгляда. Тихо, но отчётливо, сказал холодным голосом:

– Документы принеси.

Кузякин побрел в дом, вернулся с папкой. Грим развязал тесемки. Папка была полна типовых договоров купли-продажи.

– Ну что, люди… – Грим оглядел земляков. – Давайте теперь так… Лядова, покупателя земли, нет, Клычова, надзирателя его, нет… И бумажек этих тоже не будет.

– Куды ж они денутся? – спросила Трындычиха.

– А мы их сожжем, – сказал Грим. – И земля будет опять ваша.

– В городе хватятся, – подал голос Кузякин. – Они там зарегистрированы.

– Хвататься-то некому, – напомнил Грим. – А кто вдруг хватится, мы ему быстро руки повыкрутим.

– Когда жечь будем? – заинтересованно спросил Гордик. – Можно для верности бензинчиком сбрызнуть…

– А вот как только вы приберётесь во дворах, так и сожжем, – сказал Грим. – Чистоту лично проверю! А то, гляньте, совсем дерьмом заросли. Живете, как эти…

– Типа ленинский субботник? – уточнил Гордик.

– Бревно найдется? – спросил Грим.

Гордик опешил.

– Зачем?!

– Я на субботнике Лениным буду! – Грим выбросил вперед руку, занял стойку Ленина на броневике. Деревенские дружно захохотали.

– Погодите ржать! – заорала Трындычиха. – Так это что выходит, деньги за землю возвращать не надо будет?

Земляки хохотали уже навзрыд.

Черный БМВ с кремлевскими номерами вылетел из потока машин на Кутузовском проспекте и остановился у дома, в котором жил генерал-лейтенант бронетанковых войск Константин Иванович Звягинцев. Справа от подъезда на стене была мемориальная доска с его барельефом, под ней груда еще свежих цветов – доску открыли совсем недавно.

Из машины вышел Звягинцев младший – помощник президента Петр Константинович. Приостановился, мельком глянул на жутковатый для него бронзовый барельеф отца и вошел в дом. Трюмо в коридоре было занавешено черной тканью. В квартире Петр Константинович заглянул на кухню, обошел комнаты, взгляд его был поверхностный, отрешенный – всё это он видел тысячу раз. И в кабинете все было по-прежнему… Он сел за рабочий стол отца, положил ладони на столешницу, посидел, горестно вздохнул. Открыл ящик стола и сразу увидел ключ и под ним исписанный рукой отца лист бумаги. Начал читать… «Пётр, после моей смерти вот этим ключом открой сейф, возьми детдомовскую папку и банку с бумагами. Всё прочитай и позвони этому человеку. Он твой родной брат». Пётр Константинович уткнулся взглядом в противоположную стену, одолевая смысл написанного отцом, еще раз, вслух, прочитал:

– «…твой родной брат»…

Он вышел из-за стола, начал в задумчивости и уже волнуясь, ходить по кабинету.

– Хм-м, брат ждет звонка… Ладно. Поглядим.

Пётр Константинович положил в свой кейс детдомовскую папку, банку с письмами, записку отца с телефоном брата.

Черный БМВ мощно взял с места, влился в поток машин…

Баро учил Грима

вальцевать плотницким топором внешний край бруса.

– Тут так делается, шинкуем пилой комль, нарезку всё глубже и глубже к краю, вот так вот! – Баро виртуозно нашинковал край бруса. – Потом снимаешь топором нарезку на глубину пропила…

Грим был в комбинезоне на голое тело, в кирзачах с короткими голенищами и в узбекской тюбетейке. Он был очень увлечен работой, начал азартно снимать топором нашинкованное пилой дерево.

– Куда так глубоко берешь! – страдальчески закричал Баро и забрал у него топор. – Ты же не на дрова рубишь, а храм ставишь! Люди топором всю Россию построили, а ты брус обтесать не можешь!

Грим смотрел на брус мрачно, сопел. Монолог Баро прервал телефонный звонок.

– Да, это я, – сказал Грим. – Кто ты? Петр?! Когда? Через час? Ладно, я жду…

– Не отвлекайся от работы, – сказал Баро, как бригадир подсобнику. – Кого ты там ждешь?

– Брат едет… – Грим запаниковал. – Сказал, что через час будет.

– Через час?! – удивился Баро. – Это он где-то здесь, близко…

– Нет, он из Москвы.

– Из Москвы за час можно только на вертолете! – подсчитал Баро.