Долгий путь от любви до любви

Я стояла растерянная возле кровати и прислушивалась к необычному томлению, охватившему тело. Было горячо, даже жарко. Грудь набухла и болела. Губы покалывало. Я подняла руку и притронулась к нижней губе, тут же дернувшись от пронзившей до живота судороги. Лоно увлажнилось и пульсировало странной тянущей болью. От возбуждения кружилась голова. Я обессиленно опустилась на кровать и тупо смотрела, как Роберт снимает брюки вместе с нижним бельем и остается передо мной обнаженным. Он не стеснялся своей наготы и правильно делал. Более совершенного тела я не видела. Как я могла подумать, увидев его на балу, что он нескладный и неуклюжий? Нет! Он прекрасен! У меня от восхищения даже непроизвольно выступили слезы. Я хотела его всего. Целиком, сразу. Хотела его совершенное сильное тело молодого мужчины, бугры мышц, темную поросль волос, его великолепную мужественность и желание. Я хрипло вздохнула от переполняющих чувств и протянула вперед руку, чтобы дотронутся до органа, который меня интересовал больше всего.

— Ну уж нет, Софи! — прорычал Роберт, хватая мою руку и отводя в сторону. — Я чуть не умер от твоей инициативы. Теперь моя очередь.

Как я оказалась на кровати? Лишилась платья? Не помню. Помню только корсет, распахнутой птицей летящий на пол, облако моих волос, разметавшееся на подушке, раздражающее кружево сорочки, трущееся о напряженные соски…

— Сними, — простонала, мечтая прижаться к обнаженной коже мужчины, почувствовать его всего. Каждую впадинку и выпуклость. Сама я стала неуклюжей и неповоротливой. Пальцы бросили трудиться над непосильным делом — распутыванием завязок на лифе и с наслаждением погрузились в мужские волосы.

— Поцелуй меня, — попросила я, устав ждать, — пожалуйста. Ты так чудесно целуешься…

— Не смею отказывать леди, — прошептал Роберт, прижимаясь к моим губам.

Насмешки сменились нежностью. Сарказм — жгучими, сводящими с ума прикосновениями. Он ласкал меня, как любящий мужчина свою возлюбленную. Обожествляя, преклоняясь, почти боготворя. Я сердцем чувствовала его любовь и купалась в нежности.

— Софи, милая…

— Роберт…

— Повернись. Да, вот так, — дорожка поцелуев от шеи, по спине, до ягодиц. Горячее дыхание на внутренней стороне бедер. Мурашки по коже.

— Пожалуйста… — простонала я, цепляясь за плечи.

Чего я просила? Пощады, милости или наказания за грехи? Не знаю. Веки налились свинцовой тяжестью, но я ни на секунду не закрывала глаза. Я не хотела пропустить ни одного чудесного мгновения, ни одной драгоценной минутки. Потом, дома, в одиночестве, я буду вспоминать скульптурно вылепленное тело мужчины, склонившееся надо мной, гибкое, горячее, возбужденное. Его сильные руки, волосатую грудь, чудесный запах. Его бездонные глаза, пытливо и жадно рассматривающие меня в рассеянном освещении спальни. То наслаждение, которое он дарил мне. Тяжесть тела. Лихорадочный шепот на грани слышимости: «Софи, боже мой… Нежная моя… Сладкая моя…». Я почти ничего не понимала. Сквозь грохот сердца и шум крови в ушах случайно разобрала «любимая»… Мне послышалось или нет? Неважно.

Я почти плакала от сосущего голода. От желания почувствовать его внутри. Выгнулась дугой, со стоном обхватила ногами, впилась в губы, сильно, как умела, сплелась языком, кусая, подталкивая. Извивалась, просила, умоляла всем телом, стонала и хныкала. И вот оно — чудо наполнения! Медленно, плавно, сводя с ума.

— Бог мой, — простонал Роберт, — ты такая тугая и горячая… Я не продержусь и минуты.

О чем это он? Я наслаждалась дивными новыми ощущениями. Чувствовала, как пульсирует внутри жизнь, как бешено бьется его пульс в глубине, как содрогается надо мной напряженное тело. Роберт замер, стиснул зубы, и капельки пота выступили у него на лбу. Я, не отрываясь, смотрела на искаженное судорогой лицо, заострившиеся скулы, почти сердито нахмуренные брови. Он словно боролся с собой, не на жизнь, а на смерть. Я облизала губы и чуть шевельнулась, устраиваясь поудобнее.

— Господи… — прохрипел Роберт, и его сдержанность разбилась вдребезги.