КУЗЬМИЧ.
Кого в напарники выбрал председатель УЧК?ГРОХА.
Свою помощницу, Сизову. Что было дальше, не знаю: сам я ушел одним из первых. Имущество УЧК оставалось с ним, с председателем.КУЗЬМИЧ.
Вы сами с кем были в паре?ГРОХА.
Со своим старым дружком. Был у нас такой следователь — Тарас Чинилин.КУЗЬМИЧ.
Был… Как это понять?ГРОХА.
Убили Чинилина.КУЗЬМИЧ.
Когда, где?ГРОХА.
Там же, в степи. Мы напоролись на бандитский кордон… Да я обо всем донес рапортом, как вернулся. И место указал, где Тарас похоронен.КУЗЬМИЧ.
Понятно. Ревзина помните?ГРОХА.
Это Григория-то? Разве такого забудешь!КУЗЬМИЧ.
Дружили с ним?ГРОХА.
Не любит он меня, Гриша. Косится: много, мол, берешь на себя. Олесь.КУЗЬМИЧ.
А вы как к нему относитесь?ГРОХА.
Я что же… Как он ко мне, так и я к нему. Но с Григорием на любое дело и сейчас готов — парень надежный.КУЗЬМИЧ.
С кем уходил Григорий Ревзин?ГРОХА.
Не знаю.КУЗЬМИЧ.
Может, вспомните?ГРОХА.
Мы с Чинилиным раньше ушли, а он еще оставался. Многие еще остались, почти все.КУЗЬМИЧ.
Позже его не встречали?ГРОХА.
Никого из наших не видел, пока сюда не вернулся. А зачем этот разговор?КУЗЬМИЧ.
Узнаете позже. Пока наша беседа секретная.Когда за Грохой затворилась дверь, Кузьмич прошел к Саше, закурил папиросу.
— Не густо, — задумчиво сказал он. — Кстати, о Ревзине говорил в настоящем времени: «С ним на любое дело готов…»
— М-да, — протянула Саша. — А кто следующий?
Кузьмич заглянул в список:
— Константин Лелека.
КУЗЬМИЧ.
Нам надо быстрее собрать старых работников аппарата УЧК. Поэтому уточняем обстоятельства, связанные с последней эвакуацией из города весной этого года. Надеемся, что это поможет в розыске и возвращении товарищей… Как мне говорили, вы уходили вместе со всеми?ЛЕЛЕКА.
Да, в городе никто не оставался.КУЗЬМИЧ.
Известно, что сотрудники высадились с лодок на противоположном берегу реки, верстах в десяти ниже по течению. Это правильно?ЛЕЛЕКА.
Так и было.КУЗЬМИЧ.
Потом все разбились на мелкие группы и разошлись. И это верно?ЛЕЛЕКА.
Вы все знаете.КУЗЬМИЧ.
Не все. Кто шел первым?ЛЕЛЕКА.
Помнится, Гроха и Чинилин.КУЗЬМИЧ.
А последним?ЛЕЛЕКА.
Не знаю точно — я ушел раньше. Но полагаю, сам председатель и Александра Сизова. Кстати, сегодня она вернулась в город.КУЗЬМИЧ.
Откуда вам это известно?ЛЕЛЕКА.
Моя обязанность — наблюдение за вокзалом и пристанями. Как же мне не знать, кто прибывает в город!..КУЗЬМИЧ.
Резонно… Однако вернемся к эвакуации. Кто ушел после Грохи и Чинилина?ЛЕЛЕКА.
Так сразу и не вспомнишь.КУЗЬМИЧ.
А вы сами?ЛЕЛЕКА.
Где-то в середине…КУЗЬМИЧ.
Вы были один?ЛЕЛЕКА.
Конечно, нет. Председатель Шагин распорядился, чтобы уходили парами.КУЗЬМИЧ.
Понятно. Кто был вашим спутником?ЛЕЛЕКА.
Пожидаев Захар.КУЗЬМИЧ.
И все обстояло благополучно?ЛЕЛЕКА.
Не совсем. Вернее, совсем не благополучно. На шестой день пути, когда мы выбрались к железной дороге, я подхватил дизентерию. Ослаб так, что не мог двигаться. Пожидаев пристроил меня у каких-то людей, сам пошел дальше.КУЗЬМИЧ.
Бросил вас и ушел?ЛЕЛЕКА.
Не бросил. Оставил с моего согласия.КУЗЬМИЧ.
Разумеется, обо всем доложили, когда вернулись?ЛЕЛЕКА.
Меня никто не спрашивал.КУЗЬМИЧ.
Напишите подробный рапорт: где и у кого лечились, в какие сроки, куда направились потом. И о Пожидаеве — как он вел себя в пути, что вам известно о его судьбе.ЛЕЛЕКА.
С тех пор как мы расстались, Пожидаева больше не видел. Где он, не знаю.КУЗЬМИЧ.
Вот и изложите все это на бумаге.ЛЕЛРКА.
Понял. Простите, чем вызван такой… допрос?КУЗЬМИЧ.
После длительного перерыва съезжаются старые работники. Нам надо все знать о каждом человеке. Вам это кажется странным?ЛЕЛЕКА.
Нет.КУЗЬМИЧ.
Ну и отлично. Разговор окончен. Идите и завтра представьте рапорт.Сидя в своей комнатке, Саша дописывала последние строчки состоявшейся беседы, когда вошел Кузьмич.
— Каковы впечатления? — спросил он.
— О Ревзине вы не упомянули. Почему?
— Не счел нужным. Что мог сказать о нем Лелека? Ведь он ушел раньше…
— А вы-то сами как относитесь к Лелеке?
— Очень неглуп. Умеет работать. У председателя на него кое-какие виды.
— Виды на выдвижение?
— Да.
— А Гроха?
— У этого слаба теоретическая подготовка. Зато он отличный практик. И в его преданности делу революции трудно сомневаться. Словом, парень как парень. Таких у нас большинство.