Долгое дело

- Дать тебе водки?

- Ты, ты романтик, а не я. Нежданная любовь...

Он встал и пошел к двери. Гостинщикова как подкинуло - он выскочил в переднюю и заступил Рябинину дорогу.

- Я обещал не задавать тебе вопросов, но бросать тебя на произвол судьбы я не обещал.

- Запомни, Рэм Федорович: никакой любви нет - ни жданной, ни нежданной.

- Запомню, но ты у меня ночуешь.

- Я ж к тебе по делу, - вспомнил Рябинин.

Он вернулся в комнату, сел в свое кресло и глянул в пустую чашку. Геолог мгновенно наполнил ее потемневшим чаем.

- Рэм Федорович, в вашем институте есть Храмин...

- Начальник отдела, без пяти минут доктор.

- Кто он?

- Много работает, старается, не пьет, женат, галантен...

- Кто он? - перебил Рябинин.

- Сундук в костюме.

Гостинщикову показалось, что Рябинин хочет еще что-то спросить или узнать.

- Мне к нему зайти?

- Зайди, - оживился Рябинин, - зайди и тихонько спроси: "Скажите, который час?"

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Воскресенье. Я бродил за городом без дорог и направлений. Вышел на брошенную туристскую стоянку. Вкопанный столик, соль в туеске, на пне лесовик из шишек...

Мне теперь нравятся брошенные стоянки, голые пляжи, бытые дороги, пустые дома, обезлюдевшие улицы, заколоченные дачи, опустевшие перроны...

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. После школы я пошла в медицинский институт. Разумеется, при помощи отца. Он взял племянника декана в свою контору. Разумеется, при помощи матери. Она презентовала жене декана одну из своих севрских ваз.

Молодость, дерзания, труд, стройки... А я вам скажу, что теперь в городе растет особое поколение - под звон гитар, под звук магнитофонов, под свет телевизоров... Какое поколение?

Пошел мальчишка в школу, а родители стараются: репетиторы, подарочки учителям, выбивание оценок... Ну ничего, в институте ему будет трудно. Пошел он в институт - родители устроили, связи наладили, распределение обеспечили. Ну ничего, на работе ему, маменькиному сынку, будет трудно. И на работу родители определили - в городе, рядом с домом, к приятелю в контору. Ну, ничего, женится, пойдут дети - будет ему трудно. Женился, пошли дети. Родители купили квартиру, обставили мебелью, денег подбрасывают, внуков нянчат... И так этот сынок живет до пенсии...

Ну, мне еще до пенсии далеко.

Лида нажимала пальцем осветительное зеркало, вертела предметный столик и ладонью гладила тубус. Машинально, бессмысленно. И так весь день.

Она не понимала... К страшному открытию, что ее не любит муж, вдруг прибавилось другое, еще более жуткое. Оно мелькнуло тогда в парке, но Лида его не приняла, отогнав испугом. Оно... Что оно? Открытие? Не открытие, а то, что было за ним, - иссушающее чувство злости... Нет, еще хуже - чувство ненависти к Рябинину. Ненависти к кому ж? К Сергею?

Она убрала микроскоп и протяжно вздохнула. В огромном кабинете других минералогов не было. Полевой сезон.

Сергей мучился - она видела. Что она видела... Его ошарашенные очки да втянутые щеки. Как он мучился, знал только он. И она его не жалела. Боже, не жалела своего Сергея, которого жалела всегда - вел ли допрос он, шел ли на дежурство, пил ли чай. Жалела, потому что у него не было в жизни спокойного дня. Он находил их, беспокойные дни всегда и всюду. Нет, жалела не за это, а жалела, потому что любила. Теперь не жалеет. Что ж, теперь не любит? Это страшнее, чем разлюбили тебя...

Она бросила полотенце на стол, не в силах дотянуться до вешалки. Опавшие руки повисли плетьми - ее опять испугала собственная злоба. Говорят, что в ненависти человек прямо-таки наливается силой, а у нее из рук все падает. Она уже знала, уже поняла эту цепь: сначала комок злости к Сергею, потом испуг, затем бессилие. У кого спросить? Да ведь никто не объяснит, кроме него. Господи, что же это такое...

Лида взяла сумку, закрыла комнату и вышла из института.

Давно растворился в белых ночах июнь. Давно отлетел тополиный пух. Давно подступил синий июль со своим запахом. У каждого месяца свой запах. У июля... Волокнистый запах гвоздики, спирта и чего-то еще... Бензина? Ну да, у него же свой автомобиль.

Она повернула голову. Храмин улыбнулся сверху, из-за ее плеча, наступая гвоздикой, спиртом и бензином. И широким галстуком с фиолетовыми бобиками или бобятами...

- Вы от меня убегаете? - спросил он, по-хозяйски беря ее под руку.

- Женщина и должна убегать.

- А мужчина?

- Должен ловить.

- Что-то я долго вас ловлю...

- Ничего, поймаете, - успокоила она.

- Сегодня? - с надеждой спросил Храмин, заглядывая ей лицо.

Она зажмурилась и слепо шла до перекрестка. Что за одеколон выпускают для мужчин - гвоздика на спирту. Так же противен, как запах водки.

- Сегодня вы проводите меня до самого дома.

Храмин неожиданно вздохнул:

- А вы законного супруга не боитесь?

- Господи, какая пошлость... Законный супруг.

- Почему же пошлость?

- Женой можно быть только по любви, а любовь - это не закон.

- А вы, я вижу, в любви разбираетесь. - зарадовался он.

- Я не в той разбираюсь, какую вы имеете в виду.

- Вы знаете, какую любовь я имею в виду?