Долгое отступление

Дилемма буржуазии в конце XX века состояла в том, чтобы свести к минимуму достигший «чрезмерного» масштаба и ставший крайне «дорогим» общественный контроль над бизнесом, не отменяя демократических институтов и всеобщего избирательного права как таковых. Решение было найдено за счет выведения одной части экономических вопросов из сферы демократического обсуждения через «освобождение рынков» и превращения другой части вопросов в тему исключительно экспертного обсуждения, предположительно, недоступного широкой публике. Наконец, происходит массовый перенос производства в страны периферии, которые привлекают капитал не только дешевизной рабочей силы, но и эффективным авторитаризмом.

Парадоксальным образом конец XX века стал не только временем беспрецедентного распространения в мире формальных демократических институтов (партийный плюрализм, выборы, сменяемость власти), но и временем повсеместного выхолащивания этих процедур, изъятия все большего числа общественных вопросов из сферы публичного обсуждения. Неудивительно, что начало следующего столетия повсеместно стало эпохой беспрецедентного отчуждения между государством и обществом, порождая, с одной стороны, массовые волнения, протесты и конфликты в странах, претендующих на роль образцовых демократий, а с другой стороны, не только в России, но и во многих других странах наблюдалось возрождение авторитаризма. Процессы частичной демократизации, начавшиеся в азиатских государствах, оказались заторможены и свернуты, политические свободы становились всё менее надежно защищены от одновременного давления рынка и бюрократии.

Левые партии, независимо от радикализма их лозунгов, превращались в электоральные машины, заинтересованные только в получении голосов. Что делать с этими голосами, никто точно сказать не мог, да и не особенно задумывался над подобными вопросами. Ведь от результата на выборах зависело само существование организации. В то же время внепарламентские группы наслаждались сектантским самоудовлетворением, осуждая участие в выборах как таковое, поскольку оно не приводит к немедленному социалистическому перевороту (при этом, однако, они затруднялись объяснить, что именно в современных условиях к нему приводит).

Исторически борьба на выборах имела двойной смысл для левых сил: с одной стороны, это был способ формирования и консолидации общественного большинства вокруг стратегии преобразований (в данном случае неважно, идет ли речь о реформах или о революции), а с другой стороны, завоевание большинства и победа на выборах становится необходимым этапом в борьбе за власть — но именно за власть, а не за парламентские мандаты или министерские кресла. Обе эти цели были социалистическими и коммунистическими политиками забыты, утрачены. Так что борьба за голоса превратилась в самодостаточный и самоподдерживающийся процесс.

В периоды спокойные и благополучные все политические партии сдвигаются к центру, стремясь получить поддержку аполитичного обывателя, но негативно это отражается именно на левых, поскольку, демонстрируя умеренность и осторожность, они вписываются в ту самую буржуазную систему, ради изменения которой были созданы. Лозунги, написанные на партийных знаменах, при этом не играют большой роли, поскольку становятся не столько руководством к действию и обозначением целей борьбы, сколько оправданием для самого низменного оппортунизма. Как замечал еще Герберт Маркузе, следование таким правилам стремится «свести оппозицию к обсуждению и развитию альтернативных направлений в политике в пределах status quo»[337]. Причем происходит это независимо от уровня демократии в том или ином государстве. Беда в том, что стабильность, основанная на благополучии потребительского общества, описанная Маркузе в 1960-е годы, была не вечной. Будучи плодом не только технического прогресса, но и социального компромисса, она оказалась подорвана в тот самый момент, когда правящий класс счел себя свободным от прежних обязательств и уступок, вырванных у него в XX веке под страхом революции.

Живя по правилам системы, левые больше всего боялись оказаться или показаться маргиналами. И более или менее успешно решали эту проблему. В то же время организации идейно, морально, а часто и структурно деградировали. Следствием бюрократической устойчивости структуры, поддерживаемой ценой ее постепенной деградации, становится неспособность партий, обещающих менять жизнь и общество, реагировать на социальные перемены, когда те в самом деле наступают.