Долгое отступление

Спустя 90 лет, в 1938 году, объясняя свою концепцию «переходной программы», Лев Троцкий писал, что в условиях системного кризиса «каждое серьезное требование пролетариата и даже каждое прогрессивное требование мелкой буржуазии неизбежно ведут за пределы капиталистической собственности и буржуазного государства»[374]

. Конечно, Троцкий ошибся в своих прогнозах относительно приближающегося краха капиталистической системы, который казался ему неминуемым в самое ближайшее время. Жизнь старому режиму, по его мнению, продлевал лишь «оппортунистический характер пролетарского руководства», а объективные условия для торжества социализма созрели настолько, что любые попытки усомниться в данном выводе «представляют собою продукт невежества или сознательного обмана»[375]

. Однако кризис, о котором идет речь, и в самом деле был крайне масштабным — Великая депрессия и Вторая мировая война действительно потрясли буржуазный мир, выживший лишь за счет глубоких реформ в странах ядра его мир-системы, не говоря уже о приходе коммунистов к власти большом числе стран Европы и Азии — от Албании и Польши до Китая и Вьетнама. Так что анализ Троцким текущего кризиса был вполне верным, даже если сделанные им выводы и оказались преждевременно оптимистическими.

Чем больше масштабы проблем, с которыми сталкивается капитализм, тем более «подрывными» оказываются многие реформистские требования, звучащие, на первый взгляд, довольно умеренно. Система, с одной стороны, просто не может их удовлетворить, не рискуя сломать господствующие отношения и выгодный для нее баланс сил, а с другой стороны, эти требования не только не предполагают немедленной отмены капитализма, но и продиктованы его собственным текущим положением. Они экономически назрели и необходимы, но политически оказываются невыполнимыми. «Если капитализм не способен удовлетворить требования, неотвратимо вытекающие из порожденных им самим бедствий, пусть погибнет. „Осуществимость“ или „неосуществимость“ есть в данном случае вопрос соотношения сил, который может быть решен только борьбой. На основе этой борьбы, каковы бы ни были ее непосредственные практические успехи, рабочие лучше всего поймут необходимость ликвидации капиталистического рабства»[376]

.

Дезорганизация мирового хозяйства и процессов социального воспроизводства, начавшаяся после Великой рецессии 2008–2010 годов, продемонстрировала, что в XXI веке на новом уровне капитализм столкнулся с теми же проблемами и противоречиями, что и за сто лет до того. Точно так же и дебаты, сопровождавшие времена революционных и военных потрясений первой половины XX века, вновь стали актуальными. В контексте кризисных процессов, не отпускающих мировую экономику на протяжении уже второго десятилетия с 2008 года, контуры новых переходных требований уже вполне вырисовываются.

Прежде всего речь идет о необходимости непосредственного общественного управления секторами, удовлетворяющими коллективные потребности, решающими задачи общественного воспроизводства. По сути дела, об этом говорили уже Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте», и последующий опыт показал, что попытки удовлетворить коллективные потребности через рыночное соревнование фирм и индивидов, которые должны справляться с общим делом через сумму частных, не связанных между собой решений, в лучшем случае порождают чудовищную неэффективность и затрату излишних ресурсов.

Внутри самого капитализма, под влиянием его собственного развития возникает и стремительно растет государственный сектор в экономике. Это происходит задолго до того, как требования национализации, провозглашаемые социалистами, стали доминировать в политической повестке. Государство, отмечал Энгельс в конце XIX века, «вынуждено взять на себя руководство производством. Эта необходимость превращения в государственную собственность наступает прежде всего для крупных средств сообщения: почты, телеграфа и железных дорог»[377].