Долгое отступление

Двигаясь в таком направлении, советская экономика к середине 1980-х уже вполне была готова к приватизации. Мало того что корпоративные структуры более или менее оформились, став самодостаточными, но и нарастала интеграция СССР в мировой рынок. Таким образом, переход к открытой экономике капиталистического типа выглядел уже для многих корпораций, связанных с сырьевым сектором, не только вполне возможным, но и привлекательным. По сути, траектория развития, по которой Россия идет вплоть до конца эпохи правления Владимира Путина, уже вполне оформилась в поздние советские годы.

В это же время на Западе разворачивается процесс, получивший название «контрреволюция акционеров». Если на востоке Европы угроза демократической конвергенции была предотвращена советским вторжением в Чехословакию и свертыванием «косыгинской» реформы, то в США и в Западной Европе элиты действовали менее грубо, но не менее решительно. Начавшееся повсеместно изменение структуры капиталистических корпораций привело к тому, что более или менее единая структура менеджмента раскололась. Высший менеджмент за счет приобретения крупных пакетов акций был интегрирован в класс собственников, а основная масса рядовых управленцев и бюрократов была лишена рычагов влияния на стратегические решения и превращена в обычных исполнителей, хорошо оплачиваемых и покорных наемных работников.

Показательно, что появление так называемого народного капитализма, когда все больше людей владело акциями предприятий, не только не сделало систему более демократичной и социально ориентированной, но, наоборот, усилило рыночные стимулы к получению краткосрочной выгоды за счет долгосрочных целей. Этот парадокс очень хорошо описывает британский экономист Алек Ноув: «Так называемых „собственников“ могут быть тысячи, даже миллионы, это могут быть небольшие вложения различных фондов и трастов. Но дело в том, что большинство из них даже не разбирается в том, долю в каких компаниях они приобрели или продали за прошедший год. Важно то, что „собственники“ и менеджеры фондов теперь имеют только самый краткосрочный интерес, состоящий в том, чтобы получить прибыль как можно быстрее, ведь они порой владеют этими акциями в течение всего нескольких недель, а иногда (как сказал один из дельцов с Уолл-стрит) всего в течение десяти минут»[169]

.

Как следствие, долгосрочные перспективы развития конкретной компании (и тем более отрасли) оказались подчинены всего лишь решению двух взаимосвязанных задач: росту прибыли и повышению цены акций на бирже. Инвестор зачастую покупает акции не для того, чтобы ими владеть, а чтобы их перепродать, что, в свою очередь, подчиняет рост промышленного капитала задачам увеличения капитала финансового. Производство, оставаясь объективно

фундаментом экономики, превращается во второстепенный вопрос для тех, кто распоряжается ресурсами, а общественный интерес и вовсе исчезает из их поля зрения.

На политическом уровне тот же процесс выразился в торжестве неолиберализма, когда сперва правительства Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана в Британии и США, а потом и руководство других стран (включая и социал-демократов) начинают проводить не только меры по приватизации государственного сектора и демонтажу социального государства, но и последовательно ограничивают возможности демократических институтов влиять на какие-либо решения. Это делается под предлогом защиты рынка и бизнеса от бюрократического вмешательства, но армия бюрократов по ходу дела только растет, тогда как демократические институты выхолащиваются и отмирают. Демократия все более превращается в фасад, украшающий довольно неприглядное здание корпоративного господства.

Таким образом, не только советская элита к концу 1980-х годов была готова к приватизации, но и Запад был готов к тому, чтобы принять в свои объятия бывших соперников. Конвергенция происходила, но совершенно не таким способом, как мечтали Дж. Гэлбрейт и А. Д. Сахаров в 1960-е годы. Скорее, речь шла о негативной конвергенции, в ходе которой советскому обществу предстояло утратить свои социальные завоевания, а западное общество становилось все менее демократическим.