Доля ангелов

   На запястьях Маркела щелкает металл. Мара близоруко подносит к глазам толстый золотой браслет часов, украшенный алмазами. В руках главаря взрывается шампанское, боевики гогочут как безумные и стреляют короткими очередями в испуганно сжавшееся небо.

   Главарь снимает с лица маску с прорезью для глаз: режиссер «черного розыгрыша» мрачен и страшен, а свирепое выражение его единственного ока устрашило бы любого Одиссея.

   – Прошло время постановочных кадров, только кровавые драмы и съемки вживую! Посмотрите, как прекрасна жизнь, друзья! – вопит тамада.

   Лихое одноглазое чудовище от души желает подмокшему имениннику «семи суток под килем», вместо жизненно необходимых всякому яхтсмену «семи футов» и разбивает шампанское о борт «Мертвой головы».

   Бледный, всклокоченный Мара принимает поздравления с днем рождения от своих партнеров по бизнесу. В четырех развеселых автобусах, спрятанных за дюнами, Циклоп привез новомодное шоу «Мертвая голова». Праздник «зажигают» стриптизеры обоего пола, наряженные эсесовцами. В фуражках с лихо заломленной тульей и в галифе с декольтированными ягодицами, они явно намерены продолжить садистские выходки Циклопа. Приунывшее было общество быстро взбодрилось, и праздник завертелся с новой силой, словно в муравейник плеснули рюмку хереса.

   Глава 2    Поcледний форпост

   Этак гуторя, плывем в тишине...

Н. Некрасов

    Чертыхаясь на острых камнях, я босиком брел вдоль берега и бормотал проклятия Маркелу, его синеокой крале и «Мертвой голове» – кораблю сумасшедших. Заполошный ветер валил с ног. Море волновалось и расходилось с каждой минутой. Впереди помаргивал береговой маяк. На макушке маяка, под круглой крышей, похожей на шляпку гриба, светилось окошко. Этот золотой, едва теплящийся светоч будил грезы о зачарованных замках и мудрецах, бодрствующих в ночи: может быть – чернокнижниках, может быть – святых. Я добрел до маяка и постучал в дощатые двери.

   Дверь подалась. По винтовой лестнице я поднялся наверх. Тусклый старческий приют, запах сельди и керосина развеял романтические грезы.

   Высокий костистый старик, невзирая на поздний час корпел над котелком. Из кипятка выныривали зеленые рыбьи хвосты и плавники. Дребезжало неисправное радио, выплевывая марши.

   – Отец, пустишь на ночь? – осведомился я.

   Он молчал, всматриваясь в меня красными глазами с выпавшими от старости ресницами. Во взгляде читались недоумение и опаска, замешанные на достоинстве, редкой по нашим временам пробы.

   Я поежился под этим немигающим волчьим взглядом. Вдоль спины прошла морозная волна.

   – Я заплачу, разумеется.

   – Для двоих здесь нет места, – проскрипел он с жестяным немецким акцентом.

   – Разрешите я просто посижу в тепле?

   Он пожал плечами и снова занялся рыбой. После поставил на стол сковородку с картошкой и жестом пригласил к столу:

   – Ночлег надо заработать. Поможешь мне выбрать сети.

   – Буду рад редкому развлечению.

   Старик исподлобья зыркнул на меня:

   – Радоваться нечему. Шторм идет северных румбов. Жди беды...

   Набросив бушлат, старик вел меня к посаженной на цепь парусной ладье.

   «Шпангоуты и форштевни!» – чье сердце не дрогнет, когда поскрипывает просмоленная посудина и ноздри обдает запахом свободы.

   Ветер ломил в грудь, море глухо стонало, но до шторма было еще далеко. Мы вынули из песка ржавый якорь и погрузились в посудину. Я начал табанить веслами.

   – Смотри не сломай...

   Старик неодобрительно косился на мои босые ноги и бурчал:

   – Мужчине полагаются ботинки...

   Я налег на весла, старик командовал на корме:

   – Табань левым веслом, а то завалит. Упустишь волну – каюк! В щепы о скалу разнесет, мозги на Чертов Клык выбросит!

   Впереди, в клокочущей пасти маячила скала, та самая, что живописно дополняла утреннюю идиллию.

   Метрах в ста от нас без огней шла яхта. Паруса были свернуты, посудина коптила дизелем. На гребне волны среди грозового неба мелькнул точеный силуэт и слился с темными волнами. Если бы я не знал, что Мара пирует на берегу, я бы решил, что вижу «Мертвую голову».

   – Что-то они в доки зачастили, – проворчал старик.

   Нашу ладью бросало с волны на волну. Шпангоуты вихлялись и скрипели, как суставы ревматика, и все плавсредство грозило рассыпаться от сильных боковых ударов. Налегая на весла, я боролся с волной. Каждая следующая волна била жестче, грозя уложить нас набок, но вместо страха я чуял отчаянную веселость безнадежного спорщика.

   Я сам залез в утлое корыто с безумным стариком, и теперь судьбе надо было применить максимум изворотливости, чтобы мы благополучно достигли берега. Я абсолютно уверен, что глупая смерть не для меня.

   – ...А доннер вэтер!!! – прорычал старик. – Фал! Руби фал!!!

   Во тьме белело его страдальческое лицо.

   Бросив весла, я прыгнул на корму. Капроновый шнур сети обкрутил его кисть и тянул вниз. Выхватив нож, я мигом перерезал его.

   – Ух... Еще секунда и оторвало бы руку к чертям собачьим. Это правильно, что нож носишь, – похвалил меня старик, растирая запястье.