Доля дьявола

— Если он и знает, то не от меня. И ты прав, я трус. Я просто… Я не мог ему сказать. Когда мы с ним поговорили абсолютно ни о чем, разошлись разными путями, я продолжил передвигаться по городу. А потом отец умер… Поэтому я вернулся в Истерли. По каким причинам, до сих пор не могу тебе сказать, мне они самому не совсем понятны.

Лэйн открыто посмотрел на брата.

— Ты должен быть честен со мной. Ты причастен к убийству?

Макс прямо посмотрел в глаза брату.

— Нет. Я увидел сообщение в местных новостях, когда нашли тело. Я клянусь тебе всем, чем хочешь, я к нему не подходил.

— Может, все же Эдвард убил его?

— Не знаю.

Лейн повернулся к лобовому стеклу и немного расслабился на сиденье.

— Прости, что обвинял тебя.

— Не за что. Мне все равно, я понимаю, почему ты думаешь, что это мог быть я.

Через пару минут тишины Лейн воскликнул:

— Так кто же отец Эдварда?

— Не знаю. И ума не приложу, как спросить это у мамы.

— Эдвард имеет право знать.

— Неужели это важно? Кроме того, поверь мне, пересматривать всю семью — это не просто. Это словно… все, что ты до этого воспринимал за правду, вдруг стало в один момент ложью. От этого съезжает крыша. Ты уверен, что мы все его? Отец говорил только об Эдварде, а остальные?

— Не могу поверить.

Они сидели бок о бок долго, Лейн заглушил двигатель и открыл окна… и, в конце концов, начало светать, появились первые лучи солнца на полянке для барбекю. Но они оставались на месте. И только, когда первая машина отъехала в город, он включил двигатель, и они двинулись в сторону Истерли, молча.

Время от времени в течение трех лет, Макс задавался вопросом, как он будет себя чувствовать, когда расскажет секрет. Если он расскажет… кому-нибудь… в своей семье. Он представлял, что испытает облегчение, или же еще большее чувство вины, потому открыв правду, истина станет более уродливой для всех них.

К его удивлению, он ничего не почувствовал.

Может, из-за выпивки.

Когда они выехали на Ривер-Роуд, последовав по извилистой береговой линии реки Огайо, он задался вопросом, где именно Эдвард бросил их отца в воду, еще живого, но не способного двигаться. Где он это сделал? Каким образом Эдвард выбирал место? Боялся ли он, что его могут поймать?

— Ты расскажешь Эдварду? — спросил Макс, как только показался Истерли на холме.

Солнце всходило за домом, и персико-розовые лучи текли по величественному контуру особняка, как будто к большому дому семьи Брэдфордов стоило относится с особым уважением.

— Думаю, это должен сделать ты. — Лейн взглянул на брата. — Я пойду с тобой, когда ты решишь ему все рассказать.

— Нет, — резко произнес Макс. — Я уезжаю. И прежде чем ты скажешь мне, что я не имею права…

— Я не останавливаю тебя. — Лейн покачал головой. — Я просто хочу тебе напомнить, что Эдвард все-таки наш брат. Он — наша семья. Связь матери…. на самом деле, мама всегда была вещь в себе, не так ли? И она Брэдфорд.

— Мне плевать на все это. — Макс скрестил руки на груди. — Я желаю вам всего хорошо, но Чарлмонт и Истерли… и вся семья… пустая трата времени для меня. И также пустая трата твоего времени на них. Ты должен забрать свою женщину, и все это дерьмо отправить в задницу. — Он посмотрел через реку в сторону Индианы, на широкую автомагистраль, в более далекое будущее, совсем далекое, не связанное с именем Брэдфордов. — Поверь мне, там есть лучшая жизнь. Намного лучшая.

Глава 18

Позднее тем же утром Лиззи стащила ключи от газонокосилки, чем однозначно вызовет крайнее неодобрение у Гэри МакАдамса, который в этот момент был в городе, и выехала на лужайку перед домом.

На самом деле, перспектива аккуратно подстригать полосы на всех акрах газона, от главного входа Истерли вплоть до основания холма, к воротам, выходившим на Ривер-Роад, вызывали в ней настоящий трепет, и нет, ее совсем не волновало, что главный садовник мог ужасно на нее рассердиться за это.

К сожалению, ее энтузиазм оказался менее выносливым, чем жара.

«Хорошо бы выпить лимонада», — подумала она, как только здание Истерли показалось на подъеме. Ей необходимо было выпить что-то холодное, и после того, как она промокнет горло, готова будет вернуться назад.

Припарковав газонокосилку под листьями магнолии, она невольно улыбнулась, когда ступила на землю и прямиком направилась к входной двери с ногами, покрытыми обрезками свежескошенной травы. Ранее существовали определенные правила, при которых обслуживающий персонал мог войти в особняк. Только через две двери. Вот именно, и обе находились в задней части дома. Это означало, что она или Грета в такую жару должны были обойти весь особняк кругом, чтобы не принесли сорняки от плюща в дом. Это было ужасно.

По крайней мере, сейчас ей больше не придется беспокоиться об этом неудобстве.

Но, конечно же она сняла свои ботинки и оставила их на коврике совсем не потому, что какой-нибудь англичанин-дворецкий мог сделать ей замечание, он бросил их в самое трудное время для семьи. Она сняла ботинки, потому теперь ей самой придется все убирать.