Доля правды

Извечная дилемма: сначала под душ, а потом позавтракать или наоборот. Принял соломоново решение: набросил на себя одежку и вышел в магазин, чтоб немного подышать свежим воздухом и привести в порядок мысли перед встречей с профилировщиком. Бася уже как-то раз с ним работала, Шацкий же о нем только слышал — человек был из Кракова и в Южной Польше считался в той же степени гением, что и большим оригиналом. Такое было ему не по душе, он не любил звезд, предпочитая других, не бросающихся в глаза, но педантично исполняющих свое дело.

Он стоял в очереди в кассу, рука непроизвольно выстукивала на бедре па-па-па-пам-пам — начало шлягера Wham! — а взгляд блуждал по разложенным на холодильном прилавке копченостям. Тоска зеленая! Ей-богу, он еще в жизни не видал такой жалкой ветчины. Выглядела она как пластмассовая подделка, выдавленная на неисправном автомате. А то, что казалось настоящим, было уж чересчур настоящим — либо переливалось всеми цветами радуги, либо засохло, либо исходило слезой. А потом, что это за страшно низкие цены?! И хоть ему очень захотелось купить себе к кофе охотничьих колбасок, прижимал он к груди только творожный сырок, упаковку твердого сыра, томатный сок и две булочки. И прислушивался к разговору двух женщин за спиной.

— Скажу, не хвалясь: славный ребенок. Ему бы только Евангелие от Иоанна читать, всякие там страшные суды и жуть разную, для него это как Сапковский. А конкурс как раз без Иоанна.

— Так он сегодня, что ли, конкурс?

— Да, в институте. Как раз сейчас и начинается, я даже немного волнуюсь. Еще вчера мы с ним повторяли, а он меня вдруг и спрашивает: а правда, что Мария Магдалина была женой Иисуса. Откуда только они это берут?

— Из Дэна Брауна. Магдалина [96], говорят, в Билгорае объявилась?

— У Паликота.

Женщины захихикали, Шацкий тоже заулыбался. В то же время их разговор что-то в нем затронул. Дэн Браун, вчерашние загадки, магический камень, каббала. И вновь что-то от него ускользает, надо больше спать или глотать какой-нибудь магний.

— А может, колбаски попробуете? — кассирша улыбнулась так, точно после долгих лет отыскала сыночка своего родимого. — Живецкая, вкуснотища, только что привезли, да чего ж это я говорю, — она встала от кассы и отрезала ему приличный кусок, — отведайте сами. В мужчине сила должна быть, а не так, чтоб на одних сырочках, как манекенщица.

Шацкий вежливо поблагодарил и, хоть ненавидел брать что-либо в рот до первого глотка кофе, откусил немного. Живецкая, отвратная, пухла у него во рту, но он все равно улыбнулся и взял сто граммов. Осмотрелся, нет ли, случаем, телевизионных камер — за сорок лет его жизни еще ни в одном магазине никто не был с ним так предупредителен и вежлив. Но камер не оказалось — только он, блаженно улыбающаяся кассирша да две мамочки гимназистов. Одна ему улыбалась, другая, прикрыв глаза, с одобрением кивала головой. Абсолютный сюр. Когда он танцевал с Гитлером, то, по крайней мере, знал, что это ему снится, теперь же боялся, что начинает сходить с ума. Он торопливо заплатил.

Снова похолодало. Солнце ввело его в заблуждение, он накинул на себя легкую фуфайку и теперь трясся от холода, но тем не менее решил забежать в швейцарскую пекарню. Хотел заесть пончиком, хотя знал, что тот будет невкусным.

— Мое почтение, — пожилой мужчина, проходя мимо, театрально приподнял шляпу и поклонился.

Шацкий автоматически раскланялся и, заподозрив, что все это и впрямь становится странным, вошел в булочную. Перед ним, уже у самой кассы, стояла дама в годах, в полном трауре. Завидя Шацкого, она пропустила его вперед.

— Пожалуйста, я еще не выбрала.

Он, ни слова не говоря, взял какой-то странно раздутый пончик и вытащил из кармана горсть мелочи.

— Это лишнее, — улыбнулась девушка за прилавком. — Сегодня у нас акция.

— Какая-такая акция? — не выдержал он. — Возьми один — и получишь его бесплатно?

— Акция для нашего пана прокурора, — отозвалась дама сзади. — А мне, Наташечка, сосисочку в тесте, вон ту, поподжаристее.

Шацкий вышел без слова, в горле стоял ком, мышцы на затылке каменели. Ему снится «Шоу Трумана» [97], а он не умеет отличить яви от сна, не в состоянии проснуться. Свихнулся, что ли?

Быстрым шагом он заторопился к себе на Длугоша. Проходя мимо магазина, где раньше купил живецкую колбасу, он столкнулся с выходящим оттуда мужчиной, с виду работягой, но без комбинезона, в костюме. Мужчина думал о чем-то своем, но, завидев Шацкого, просиял — к отчаянию прокурора.

— Поздравляю, — прошептал он как старый заговорщик. — В наши времена нужна смелость, чтобы открыто говорить такие вещи. Помните, мы всегда с вами.

— Кто такие «мы»?

— Мы — обычные, настоящие поляки. Успеха! — мужчина доверительно обнял его за плечи и отмаршировал в сторону ратуши. Только теперь с глаз спали шоры. Нет, только не это! Он влетел в магазин, сбив какого-то мальца, который кричал «Вот курва! Чтоб айс-ти не было, село какое-то!», и подбежал к стойке с газетами. Загадка в тот же миг была разрешена. Нет, это не сон, он не помешался и не был героем «Шоу Трумана».