Долина кукол

– Знаешь, смешно как-то… Всю жизнь слово «рак» означало смерть, ужас, что-то такое страшное, что я просто сжималась от страха. И вот теперь он у меня. И странно то, что самого рака я нисколько не боюсь – даже если он окажется моим смертным приговором. Страшно то, что он испортит нам c Уином жизнь. Я стану уродиной, не смогу родить ему детей.

– Да ничего не будет заметно, Джен. Некоторые попадают в автомобильные катастрофы, живут c изуродованным лицом. Некоторые женщины от природы плоскогруды – и ничего. Ты же сама все время говорила, что не желаешь жить ради собственного тела. Так имей же мужество, веру в себя – докажи это. И докажи, что веришь в Уина.

Дженнифер слабо улыбнулась:

– О’кей, тогда я, пожалуй, сниму этот больничный халат. И принеси-ка мне мою косметичку. Я хочу выглядеть наилучшим образом, когда буду ему все рассказывать.

Она села и стала расчесывать волосы. Надев прозрачную ночную рубашку, она посмотрела на свою грудь, часть которой была прикрыта небольшой аппликацией.

– Прощай, Сэм, – сказала она. – Ты еще не знаешь, но недолго тебе осталось быть здесь.

К Энн присоединился Кевин, и они оба были в палате, когда в семь приехал Уинстон Адамс. Энн расставила лампы так, что Дженнифер выглядела «кинозвездой до кончиков ногтей». Она была почти весела. Поздоровавшись, Кевин и Энн вышли.

Не успели они уйти, Уинстон рванулся к постели и крепко обнял Дженнифер.

– Боже мой, я чуть не умер от страха. Врач так невнятно говорил по телефону – что тебе требуется операция, что свадьбу, возможно, придется отложить. И вот я вижу тебя – и ты так прекрасна… Что за операция, милая?

Она внимательно посмотрела на него:

– Довольно противная, Уин. Я буду вся в шрамах, и не смогу иметь детей, и…

– Шшш, ни слова. – Он посмотрел на нее c обожанием. – Сказать тебе кое-что? Я ведь это так только, чтобы тебе не перечить… Я имею в виду детей. В моем возрасте уже все равно – есть дети, нет детей… Я просто хотел тебе угодить – ты-то так хотела ребенка, вот я и делал вид, что тоже хочу. Разве ты не понимаешь, что мне дорога только ты…

Она прижалась к нему:

– Ой, Уин! – От радости она даже расплакалась.

Он погладил ее по голове:

– Неужели ты боялась, что потеряешь меня? Девочка моя прекрасная, ты никогда меня не потеряешь. Неужели ты не понимаешь, что я только сейчас начинаю жить – и только благодаря тебе? – Он поцеловал ее в грудь через прозрачную ночную рубашку. – Мне нужна только ты. Не дети, а только ты… Ты – единственная женщина в моей жизни, которая потрясла меня. Боже мой, Дженнифер, пока я не встретил тебя, я часто задавался вопросом, нет ли во мне какого-нибудь изъяна. Я винил во всем Элеанор. Бедная Элеанор – она была ни в чем не виновата. Она ничего во мне не возбуждала, и, вероятно, я тоже оставлял ее холодной. Но c тобой… Вначале, когда мы встретились, я отвернулся от тебя – помнишь?

Она кивнула и погладила голову, лежащую у нее на груди. Он поцеловал гладкую кожу ее шеи.

– Но ты все во мне переменила, заставила меня почувствовать, что бегу я не от тебя, что я просто испугался, что бегу от самого себя. И в тот момент, когда ты вошла в мою квартиру, я уже знал, что все будет совсем иначе, по-новому. Дженнифер, ты научила меня любить. И этим я пожертвовать не мог бы. Никогда. – Он погладил ее груди. – Вот мои дети, – нежно сказал он. – Это единственные дети, которые мне желанны, каждую ночь льнуть лицом к этой красоте… – Он замер – его палец наткнулся на небольшую аппликацию. – Что это? Что они сделали c моим ребеночком?

Улыбка застыла на ее губах.

– Пустяки… У меня была небольшая киста…

– Шрама не будет? – Он явно был в ужасе.

– Нет, Уинстон, – ее удалили иглой. Никакого шрама.

– Это самое главное. Пусть тебе вырежут яичники – мне все равно. Это же не ты – я их и знать не знаю, твои яичники. Но пусть только попробуют что-то сделать c моими детками… – Он снова погладил ее груди. – А почему этот врач так мрачно говорил по телефону? Ничего не хотел мне говорить – сказал только, чтобы я побыстрее приезжал.

– Он… он знал, что я хотела детей и… и…

– Так что же он прямо не сказал, что тебе нужно удалить матку? – Он покачал головой. – Эти врачи всегда такие паникеры. Но я доволен, что приехал. Теперь могу вернуться и думать о том, как держал тебя в руках. – Он крепко прижал ее к себе. – Я хочу подольше сохранить это воспоминание – я ведь до пятницы теперь не смогу выбраться. – Он записал номер телефона. – Пусть Энн позвонит мне, как только операция закончится. Если меня не будет на месте, мне перезвонят.

Он задержался у дверей и посмотрел на нее, обежав взором всю ее, словно никогда раньше по-настоящему ее и не видел.

– Я люблю тебя, Дженнифер… только тебя. Ты мне веришь, правда?

Она улыбнулась:

– Да, Уин, я знаю.

Он уже давно ушел, а лицо ее все хранило застывшую улыбку.

В полночь заглянул доктор Галенс.

– Начнем завтра в восемь утра, – бодро сказал он. – И, Дженнифер… все будет хорошо.

Она улыбнулась:

– А как же иначе.