Долина Пламени

— Ну… — Мысленная картина была очень любопытной, смешение чего-то, смутно знакомого Буркхальтеру. — Нелысок.

— Да, если бы мы занимали должности, где могли бы использовать преимущество своих телепатических способностей, нелыски весьма сильно завидовали бы — особенно в случае успешной деятельности. Даже если бы лыска всего лишь изобрел мышеловку лучшей конструкции, очень многие стали бы утверждать, что он украл идею из мыслей какого-нибудь нелыски. Соображаешь?

— Да, пап.

Но прежде он этого не понимал. Буркхальтер вздохнул и поднял глаза. Он узнал одну из девочек Шейна; она в одиночестве сидела неподалеку на склоне холма, прислонясь к большому камню. Там и тут виднелись другие одинокие фигуры. Далеко на востоке покрытые снегом крепостные валы Скалистых гор выступали неровным силуэтом на фоне голубого неба.

— Эл, — сказал Буркхальтер, — я не хочу, чтобы ты задирался и ввязывался в ссоры. Это прекрасный мир, и люди в целом — отличные ребята. Существует закон золотой середины. Для нас неразумно получать слишком большое богатство или власть, поскольку это обернется против нас, — да и нет в этом нужды. Бедных нет. Мы находим работу, выполняем ее, и мы относительно счастливы. У нас есть некоторые преимущества перед нелысками — например, в браке. Мысленная близость не менее важна, чем физическая. Но я не хочу, чтобы ты, будучи лыской, считал себя богом. Это совсем не так. Я все-таки могу, — добавил он задумчиво, — выбить из тебя эту дурь, если ты станешь развивать ту идею, что у тебя сейчас на уме.

— Извини. — Эл судорожно сглотнул и скомандовал отступление. — Я больше не буду.

— И никогда не снимай парика в классе. Пользуйся липкой массой, которая в шкафу в ванной.

— Да, но… Мистер Беннер не носит парика.

— Напомни мне, я дома расскажу тебе кое-что из истории хулиганов-стиляг, — сказал Буркхальтер. — То, что мистер Беннер не носит парика, — возможно, единственное его достоинство, если ты считаешь это достоинством.

— Он зарабатывает много денег.

— Любой заработал бы, имея универмаг. Но заметь: люди, если могут этого избежать, у него не покупают. Вспомни, что я сказал тебе насчет задиристости. Он именно такой. Есть лыски вроде Веннера, Эл, но можешь как-нибудь спросить у него, счастлив ли он. А я, к твоему сведению, счастлив. Во всяком случае, больше Веннера. Уловил?

— Да, пап. — Эл изобразил покорность, но и только. Все еще встревоженный, Буркхальтер кивнул и отошел. Проходя мимо камня, возле которого сидела дочка Шейна, он услышал обрывок мысли:

…на вершине Хрустальных Гор, сбрасывая вниз обломки скалы на гномов, пока…

Он сразу перестал прислушиваться: прощупывание восприимчивых умов давно стало бессознательной привычкой, но по отношению к детям это было явно нечестно. Со взрослыми лысками это выглядело примерно как машинально приподнять шляпу в знак приветствия — либо ответят, либо нет. Можно было создать заслон, закрыться; ответом могло быть переключение на концентрированную мысль, сугубо личную и неприкосновенную.

С юга приближался вертолет с цепочкой планеров — судя по расцветке, грузовой состав с замороженными продуктами из Южной Америки. Буркхальтер сделал мысленную заметку: взять аргентинский бифштекс. У него был новый рецепт, который он хотел опробовать: жаренное на углях мясо с подливкой, — это будет приятным разнообразием после мясных блюд, приготовленных в коротковолновой плите, которые они ели всю неделю. Помидоры, красный перец… что еще? Ах, да: дуэль с Рэйли. Буркхальтер рассеянно потрогал рукоятку кинжала и негромко, насмешливо хмыкнул. Может быть, он прирожденный пацифист; трудновато воспринимать угрозу дуэли серьезно, когда на уме лишь прозаические детали обеда на открытом воздухе.

Обычное явление. Века цивилизации волнами прокатывались по континентам, и каждая отдельная волна, даже и сознавая себя частью прилива, была тем не менее более всего озабочена обедом. И если ты не тысячу футов ростом, не обладаешь мозгом и продолжительностью жизни бога, то какая разница? Люди многое теряют — такие люди, как Беннер, который, безусловно, не в себе. Он не сумасшедший, чтобы оказаться в дурдоме, но, совершенно очевидно, потенциальный параноик. Отказ человека носить парик автоматически делает его индивидуалистом, но также и эксгибиционистом. Пусть он не стыдится отсутствия волос, только зачем же выставлять это напоказ? К тому же Веннер весьма раздражителен, и если люди обращаются с ним грубо, то это вызвано только его грубостью.

Что касается Эла, парень, похоже, действительно может стать малолетним преступником. Буркхальтер подумал, что это вряд ли является нормальным детским развитием. Он не считал себя специалистом, но был еще достаточно молод, чтобы помнить годы собственного созревания, — а ему было труднее, чем Элу: в те годы лыски вообще всем были внове и казались совершенно ненормальными, и звучало немало призывов изолировать, стерилизовать или даже уничтожить мутантов.