— Тебе и самому не помешали бы прививки, Фред, — продолжал врач-священник. — Но у тебя все-таки вторая группа крови, так ведь? И ты достаточно выносливый, чтобы справиться с инфекцией. Этот вирус — что-то новое, мутация старого микроба гриппа..
Он продолжал говорить. Кто-то окликнул Буркхальтера по имени с другой стороны улицы, и консул потихоньку отошел; никто не обратил внимания, лишь Селфридж проводил его свирепым взглядом.
На углу, под деревом, его ждала стройная рыжеволосая девушка. Буркхальтер внутренне поморщился, увидев, что не может избежать встречи с нею. Он никогда не мог полностью контролировать то, что начиналось в нем при одном только виде Барбары Пелл или мысли о ней. Он встретил взгляд ее ярких узких глаз, в которых плясали точечки света. Когда он видел ее округлое стройное тело, которое выглядело таким нежным, то думал, что на ощупь оно может оказаться таким же упругим, каким оказался ее ум при мысленном прикосновении. Ее ярко-рыжий парик был чересчур пышным; когда Барбара Пелл поворачивала голову, густые локоны, окаймлявшие квадратное настороженное лицо, струились по ее плечам, словно красные волосы-змеи горгоны Медузы. Удивительно, но у нее было типичное лицо рыжей: с широкими скулами, угрожающе полное жизни. У рыжеволосых есть неразличимые на первый взгляд общие черты, более важные, нежели цвет волос, — поскольку Барбара Пелл, естественно, родилась такой же безволосой, как и любой другой лыска.
— Ты дурак, — сказала она, когда Буркхальтер проходил мимо нее. — Почему ты не избавишься от Селфриджа?
— Нет, — покачал он головой. — И не вздумай сама что-нибудь делать.
— Я предупредила тебя, что он в кабаке. И оказалась здесь раньше всех, кроме Хита. Если бы мы могли работать вместе…
— Мы не можем.
— Мы десятки раз спасали вас, предателей, — горько сказала женщина. — Вы будете ждать, пока люди истребят вас всех..
Буркхальтер, продолжая свой путь, свернул к тропинке, поднимавшейся по крутому склону, выводящей из Секвойи. Он живо ощущал, как Барбара Пелл смотрит ему вслед, казалось, он видел ее так же ясно, как если бы у него были глаза на затылке, — ее яркое, опасное лицо, ее красивое тело, ее безумные, красивые, сумасшедшие мысли..
Ибо, несмотря на всю их омерзительность, мечты параноидов были столь же красивы и соблазнительны, как красота Барбары Пелл. Опасно соблазнительны. Свободный мир, где лыски могут ходить, и жить, и думать в полной безопасности, не втискивая возможности своего разума в искусственные, тесные рамки, что напоминало то, как когда-то люди сгибались в поклоне в знак подчинения своим господам. Согнутая в поклоне спина унизительна, но даже у крепостного разум свободен и может блуждать где хочет. Ограничивать сознание — значит, ограничивать душу, и никакое унижение не сравнится с этим.
Но такого мира, как тот, о котором мечтали параноиды, не могло существовать сейчас. Цена была бы слишком высокой. «Что за польза человеку, — разочарованно думал Буркхалътер, — если он обретет весь мир и потеряет собственную душу?» Должно быть, впервые это было сказано именно в этой связи, настолько точно подходили слова к их настоящему положению. Платой должно быть убийство, и кто бы ни заплатил эту цену, мир, купленный такой ценой, будет запятнан кровью. И всякое нормальное существо будет помнить об этом и никогда не сможет получать удовольствие от того, за что заплачено так дорого. Буркхальтер вспомнил отрывок из стихотворения и ощутил всю горечь и тоску написавшего его поэта — возможно, более полно, чем мог мечтать автор.
Разум Барбары Пелл послал ему вслед злобный, дурной мысленный луч презрения и ненависти. «Ты дурак, все вы дураки, телепатия не для вас, вы недостойны ее. Если б вы только присоединились к нам в…» Ее мысли начали метаться, утратили ясность; они двигались скачками, передавая злорадство от вида пролитой крови, ее тошнотворный соленый запах, — как будто весь разум женщины наслаждался, купаясь в крови всех обычных людей.
Буркхальтер с отвращением увел свои мысли от контакта с ее мозгом. «Они уже не просто стремятся к конечной цели — свободной жизни, — сказал он себе, внезапно поняв правду. — Они теперь жаждут применения средств для ее достижения. Они забыли о своей мечте жить в свободном мире. Все, чего им хочется, это убивать».
«Дурак, дурак, дурак! — мысленно кричала вслед ему Барбара Пелл. — Вот подожди, увидишь! Подожди, пока… одиножды два — два, дважды два — четыре, трижды два…»