Долина Пламени

Коуди осознал, что, действительно, практически не думал о нем. Теперь, когда он вспомнил о Хорне, предводитель параноидов предстал перед его мысленным взором как нечто отдаленное и обезличенное, движущаяся фигура в сложном комплексе действий, а не как эмоционально заряженный объект его ненависти.

«Кажется, я не чувствую необходимости убивать его, — согласился Коуди. — Он уже не имеет по-настоящему большого значения. Худшее, что он мог сделать, это начать погром, и он сделал это. Я бы убил его, если бы подвернулась возможность, но теперь по другой причине. — Он взглянул на Элленби. — Сработает ли индуктор?»

«Именно это мы и собираемся выяснить. Но он должен… обязан». — Элленби открыл дверь в стене коридора. Вслед за психологом Коуди вошел в одну из пещер, оборудованную под экспериментальную лабораторию.

В пещере происходило очень многое, но внешние чувственные впечатления не отвлекали Коуди — он сразу же повернулся в ту сторону, где, с ребенком на руках, стояла Люси. Быстро подойдя к ней, он начал было прощупывать ее мозг, но тут же остановился. Возможно, в нем таилось слишком много такого, о чем он не хотел бы знать — ни сейчас, ни вообще когда-либо.

— Эти повязки ничего не значат, — сказал Коуди. — Я чувствую себя отлично.

— Мне об этом сказали, — ответила Люси. — В кои-то веки я была рада телепатии. Я знаю, что они действительно могут сказать, все ли у тебя в порядке, — даже если ты без сознания.

Он обнял ее и взглянул на спящего младенца.

— Глядя на тебя, я ровным счетом ничего не могла сказать, — продолжала Люси. — Я не знала: может быть, ты умер. И так было здорово, что Элленби и другие могли заглянуть в твой мозг и убедиться, что с тобой все в порядке. Я хотела как-нибудь помочь, но не знала, чем. Кроме… этого. Элленби сказал, что ему нужны добровольцы для экспериментов с индуктором. И я вызвалась. Хотя бы этим я могу помочь — и хочу.

Итак, Люси теперь было известно об индукторе. Что ж, время и необходимость секретности миновали. Больше не имело значения, насколько много или насколько мало знали пленники пещер. Теперь, когда начался погром, это было неважно.

— На этот раз всеобщий погром, да? — спросила она, и на секунду он почувствовал удивление (телепатия?), прежде чем сообразил, что Люси просто реагирует на подсказки, понятные ей благодаря долгому знакомству с его манерой поведения. У всех женатых пар бывали проблески этого вида псевдотелепатии, если между ними существовало искреннее взаимное понимание. И, несмотря ни на что, такое взаимопонимание существовало. Странно было сознавать это сейчас, быть уверенным в нем и испытывать восторг, когда, возможно, оставалось так мало времени. Погром мог уничтожить все, несмотря на Индуктор.

— Люси, — сказал Коуди, — если будет неудача… Мы позаботимся, чтобы ты благополучно выбралась из пещер, назад, домой..

Она посмотрела на ребенка, затем отвернулась от Коуди. И, как случается со многими мужчинами, он неожиданно осознал, что никогда — даже со своими телепатическими способностями — не сможет по-настоящему понять реакции женщин — даже Люси.

— Вы уже готовы? — обратилась она к Элленби.

— Думаю, да, — ответил тот. — Дай кому-нибудь подержать ребенка.

Она вновь повернулась к Коуди, улыбнулась ему и передала малыша в его руки. Затем она подошла за Элленби к изолированному креслу, временно оснащенному переплетениями проводов, соединенных со сложной панелью управления.

В уме ребенка горел маленький огонек — вроде тех, которые Коуди видел у золотых рыбок в прудике. Но между ними была огромная разница. Он не мог точно сказать, в чем тут дело, но он не чувствовал ни жалости, ни страха, когда прощупывал сверкающие умишки рыбок. В уме его ребенка — его и Люси — маленький огонек горел с уверенностью, забавной для такого крохотного, беспомощного существа; тем не менее любой, самый маленький, раздражитель — укачивающие движения рук Коуди, легкие сокращения мышц голодного желудка ребенка — заставлял нежный язычок пламени трепетать и менять направление, прежде чем огонек возвращался к своему прежнему, устойчивому горению. «Столько разных вещей будет колебать это пламя — даже в лучшем из всех миров, но, — подумал он с неожиданной ясностью, — личность ребенка закалится в этом пламени и обретет силу».